Посмотрев вниз, в прозрачную глубину под ногами, плавнопереходившую в бирюзовую тьму, Женя сразу забыла о террористах и стала думать отом, водятся ли здесь акулы.

Между тем одежда намокла и стала ощутимо мешать. Женярешительно расстегнула молнию и избавилась от куртки-«косухи» (между прочим,доставшейся ей недёшево и не без труда, но что поделаешь), потом, извиваясь иуходя с головой в воду, стянула классно сидевшие, увы, сапожки, а за ними иджинсы вместе с колготками…

Итогом её усилий оказалось почти полное неглиже. Клетчатаярубашонка и красные трусики, представлявшие собой в районе попы одну узенькуюполоску. Плыть сразу стало легче. «Знать бы ещё куда…»

Но не барахтаться же на одном месте, уподобляясьпресловутому цветочку, попавшему в прорубь. Женя поплыла в полном смысле словакуда глаза глядели, старательно гоня мысль о том, что, вполне возможно,удаляется от берега. На всякий случай она стала вспоминать, куда днём должендуть бриз – вроде с моря на сушу? – и взяла курс по ветру. («А кто тебесказал, что это именно бриз, может, это шальной ветерок точно посерединеАтлантического океана?..»)

Скоро руки с ногами начали уставать, заломило шею, и, чтобы хотькак-то отдохнуть, Женя перевернулась на спину. Спокойно полежать, правда, неполучилось. Ветерок катил какие-никакие, но волны, и они плескали прямо в лицо.Пришлось вернуться в исходное положение.

Между тем солнышко светило вовсю, оно весьма ощутимо жглоголову и плечи и совсем не казалось ласковым. «Дура, могло быть существеннохуже. Вот вынесло бы тебя куда-нибудь в район Антарктиды…» Утешение оказалосьслабым. Женя заплакала. Она почувствовала себя бесконечно одинокой инесчастной, перед глазами поплыли красные круги, и затошнило так, чтовнутренности, казалось, вот сейчас вывернутся наружу. Женя поняла, что этосолнечный удар, и потеряла сознание.

Она не услышала криков с проплывавшего мимо корабля,похожего на большую парусную лодку. Не увидела, как в согласии с этими крикамивёсла замерли в уключинах, встав перпендикулярно к бортам, надставленнымивовыми плетёнками, и в воду полетела узкая верёвочная лестница…

Женя пришла в себя уже на палубе. Она лежала лицом вверх наподстилке из тростника, и какой-то мужчина – здоровенный бородатый мужик,кстати говоря, – сноровисто хлопал её ладонями по щекам. Женя с умилениемпосмотрела на него снизу вверх, даже не удивляясь, что мужик был одет вкакую-то короткую ночную рубашку, и подавно не зная, что это был короткий хитони что именовался он эксомидой. Женя была спасена, её вытащили из воды. Ну икому какое дело, если все они тут одеты как клоуны?

– Клонарий, довольно, ты испортишь ей зубы.

Женя скосила глаза. Неподалёку в кресле сидел ещё одинряженый. И у него на широком кожаном поясе висел бронзовый меч.

Похоже, он был тут вроде начальника… Экзекуция немедленнопрервалась, и Женя с запоздалым удивлением осознала, что говорили мужики непо-русски. Тем не менее она почему-то всё понимала, хотя в своё время толком невыучила даже английского. Пока она неизвестно зачем составляла в умехрестоматийное «Ду ю спик…», начальник в кресле задумчиво проговорил:

– Заметь, друг мой Клонарий, какова порнодионка.Клянусь святою матерью Деметрой, она по крови – лакедемонянка, глянь, этабелоснежная кожа, рыжие волосы… Ну-ка, разоблачи её.

«Мама дорогая, это что, киносъёмки?..»

Она была до того ошарашена происходившим, что даже невоспротивилась, когда сильные пальцы проворно стянули с неё сначала рубашку, апотом и трусы.

– Обрати свой взор сюда, Вепрь-Агис, – сказалодетый в эпоксиду. – У неё на левой кисти обруч рабыни!

И Клонарий указал на металлический браслет от часов наЖениной руке.

Сидящий в кресле тем временем окинул взглядом знатокараскинувшееся на палубе белокожее тело, не поленившись, поднялся на ноги и,оценив состояние зубов, ощупью проверил упругость женской груди и ягодиц.

– Кто ты, файномерис-голобёдрая?

На Женю в упор уставились чёрные блестящие глаза, и у неёмелькнула мысль, что это всё же не киносъёмки, а нечто, имеющее прямоеотношение к радужному вихрю и падению самолёта. Тем не менее на то, чтобыхорошенько обо всём поразмыслить, требовались силы, а их у Жени в данный моментне было. Начисто.

– Помогите… дайте пить, – прошептала она и вновьбеспомощно обмякла.

– У рабыни не может быть таких длинных волос, –проговорил опоясанный мечом. И, вытащив клинок, единым духом обкорналогненно-золотистый водопад, уже начавший подсыхать и распушаться на тёплыхпалубных досках…

Мерно скрипели вёсла, натужно ходившие в уключинах, былослышно, как они рассекали зеленовато-прозрачные волны, а если ритм нарушался,то раздавался громкий окрик одноглазого седобородого кормчего, и длинный бич извымоченной в навозе шкуры тавра опускался на плечи виновного гребца, остальныенаваливались дружней, и корабль знаменитых критских пиратов быстро скользил поглади Эгейского моря.

– Ну, вот так значительно лучше. – Вепрь-Агисвыбросил густые рыжие пряди за борт в жертву владыке морей Посейдону и,рассмеявшись, сказал: – Настало время, Клонарий, проверить, насколько к неймилостива Афродита! Ну-ка, помоги мне.

Вдвоем они перетащили Женю в каморку под палубой и опустилина ложе. Клонарий разбавил в кратере густое чёрное вино водой и, отмерив туданемного жидкости из небольшого глиняного флакончика, промолвил:

– Это средство из финикийского храма Астарты. Оноспособно разбудить Эроса даже в утопленнице.

И он поднес чашу к запёкшимся Жениным губам. Та, едваоткрывая глаза, жадно к ней припала. Подождав, пока девушка выпьет всё докапли, Вепрь-Агис налил себе в ладонь благоухающего миртового масла и принялсявтирать его в покрытое крупинками соли женское тело. Скоро оно затрепетало, побелоснежной коже живота пробежала дрожь, потом раздался негромкий, протяжныйстон. Не мука вызвала его – это была страсть! Да какая! Она грозила убить, еслине будет немедленно удовлетворена! Что-то неудержимо властное, сковав волю,наполнило каждую клеточку Жениного тела чудовищной жаждой, она ощутила, как изнепостижимых бездн подсознания вздымается, заставляя отступить разум,сверкающая волна плотских желаний. И, не в силах противостоять этой волне, онапотянулась рукой к серебряной застёжке, которой был заколот на плече хитончернобородого. Раскатисто хохотнув, Вепрь-Агис сказал:

– Ты прав, Клонарий, средство это действует лучше, чемкнут и верёвка…

Опытные пальцы прошлись по чувствительным местам еёорганизма. Ответом был страстный женский крик, и время для Жени Корнецкойостановилось…

Когда действие афродизиака завершилось и девушка вокончательном изнеможении растянулась на подстилке, Вепрь-Агис ушёл обратно напалубу, а Клонарий бросил Жене кусок грубой ткани – одеяло? одежду? – и,не говоря ни слова, отвёл в трюм, где уже томилось с десяток пленниц. СкороЖеня услышала, как смолкли скрипучие вёсла, а корабль замедлил ход иостановился, чуть заметно покачиваясь. Чуть позже за бортом раздался плескчужих весел и послышались громкие крики: «Элелеу, элелеу». Загрохоталидеревянные мостки, перекидываемые с палубы на палубу, кто-то гулко прошёлся попрогибавшимся доскам… В трюм хлынул свет, снова появился Клонарий и приказал: