Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему Эдит не едет с тобой? – спросила она. – Мне тяжело думать о том, что ты едешь туда один, да еще через три часа после женитьбы. Будь мне, несмотря на мою старческую немощь, отпущено чуть больше времени, я бы с радостью поехала с тобой до Каира, ибо, мой дорогой мальчик, откуда мне знать, увижу ли я тебя снова?
И тогда Руперт в свойственной ему манере повернулся и взглянул на ситуацию прямо и просто.
– Никто не может этого знать, дорогая мама, – сказал он, – ни ты, ни я. Но так ли это важно? Рано или поздно эта разлука наступит, но к счастью, мы оба знаем, что она будет последней. Даже сегодня, когда мне положено быть счастливым, я не могу притворяться, что этот мир удовлетворяет меня. Более того, он кажется мне как никогда полным боли и несчастий, ибо все пошло не так, и мои тревоги лишь умножились. Очень скоро этот мир исчезнет из-под наших ног, и тогда, как ты меня учила, я уверен, начнется истинная жизнь. Я обещаю тебе, как обещал много лет назад, что пока я жив, я буду стараться быть таким же честным и правильным, как и ты, чтобы в конце концов нам с тобой снова быть вместе. Если ты уйдешь первой, жди меня. Если первым уйду я, значит, я буду ждать тебя.
Она подняла к нему заплаканное лицо и улыбнулась. Было в ее улыбке нечто такое, что одновременно напугало и восхитило его, ибо было это нечто не от мира сего.
– Я знаю, – прошептала она. – Так и будет. И я благодарю Господа, который навечно связал нас вместе. Тебя зовут, Руперт, ступай. Нет, я не выйду, не хочу, чтобы эти люди видели мое горе. Ступай, и да пребудет с тобой благословение божье и мое тоже!
Руперт опустился перед ней на колени, и мать в благословляющем жесте возложила дрожащую руку ему на голову.
Затем он поцеловал ее, и они расстались.
В холле его уже все ждали. Эдит была в очаровательном дорожном платье, которое она придумала для своего свадебного путешествия. Он попрощался со всеми. Лорд Дэвен с улыбкой заметил, что, должно быть, Руперт уже проникся пониманием того, что хотя и говорят, будто браки заключаются на небесах, его женитьба – вещь далеко не безоблачная. Дик тепло поздравил его непонятно с чем и пожелал ему удачи, которая, по его мнению, принесет ему всяческие блага, на что леди Дэвен пробормотала «Unberufen!»[12] и с возмущением посмотрела на Эдит.
Демонического вида дворецкий, искренне симпатизировавший Руперту, оттолкнув в сторону лакея, проводил его до экипажа и пробормотал, что очень надеется «по возвращении из тех диких мест увидеть его живым».
Дверь кареты захлопнулась, лакей со свадебной бутоньеркой в петлице прикоснулся к полям шляпы и запрыгнул на облучок. Кэбмен взмахнул украшенным белыми лентами кнутом, и лошади рысью устремились вперед, в темноту, ибо шел проливной дождь. Наконец Руперт получил возможность побыть наедине с Эдит – целых десять минут.
Она с любовью взяла его руку, ибо на большее вряд ли бы была способна, так как прохожие пялили глаза на украшенную гербом аристократическую карету, лошадей и слуг со свадебными бутоньерками в петлицах. Она напомнила ему, как они вместе ехали с вокзала, когда он вернулся с Востока, сказала, что ей с трудом верится, что сейчас она снова провожает его на Восток, но уже как жена. Она говорила больше чем он, чье сердце было переполнено печалью и в нем не находилось места для слов. Сколько месяцев он мечтал о другом отъезде, вместе с молодой женой! Внезапно он вспомнил, что забыл ей дать свой каирский адрес, и всю оставшуюся часть их короткой поездки до вокзала был занят тем, что, несмотря на постоянные толчки кареты, старался записать его как можно разборчивее.
Затем последовала вокзальная суматоха. Носильщики, решив, что перед ними отъезжающая в свадебное путешествие пара, и выяснив у кэбмена его имя, увязались за ним с криками «полковник!», а иногда даже «милорд!». Каково же было их удивление, когда выяснилось, что он путешествует один почтовым поездом до Бриндизи. Наконец все было улажено, и наша пара одиноко стояла у двери вагона для курящих, в котором кроме Руперта было еще двое пассажиров.
Когда проводник велел всем занять свои места, лакей шагнул вперед и, в очередной раз коснувшись полей шляпы, вручил Руперту письмо лорда Дэвена и сказал, что ответ не требуется. Роберт сунул его в карман плаща и обнял жену, которая, платочком вытерев слезы, вымучила улыбку, а спустя минуту, показавшуюся ему вечностью, огромный локомотив свистнул и, пыхтя паром, потащил за собой состав в дождь и ночь.
Руперт какое-то время сидел неподвижно, видя перед собой застывшую на платформе Эдит. Но затем ее образ постепенно начал тускнеть, а его мысли – проясняться. Тогда он сунул руку в карман за трубкой – скорее по привычке, нежели из желания закурить, но вместо трубки обнаружил в кармане нечто другое – письмо лорда Дэвена, о котором он уже забыл.
– Интересно, что он мне пишет? – удивился Руперт, взломав на конверте печать, и начал читать. И вот что он прочитал:
«Мой дорогой Руперт,
Когда вы сказали мне, что застраховали свою жизнь на 10 000 фунтов и завещали эту сумму Эдит, я сказал вам, что также предложил ей свадебный подарок в виде денежной суммы. („Так и было, – подумал Руперт, – у меня совершенно вылетело из головы“.) И сейчас я пишу вам, чтобы сказать, что я выполнил свое обещание, а именно перевел ее попечителям для ее личного пользования сумму в 25 000 фунтов, проценты с которой будут выплачиваться ей ежеквартально. Она также имеет право по своему усмотрению распорядиться основной суммой, завещав ее любому, как сочтет нужным. Однако в случае, если у нее будут дети, после ее смерти эта сумма будет разделена в равных долях между ними всеми».
«Это много, – подумал про себя Руперт, – интересно, почему он дал ей столько? Но, по крайней мере, она не будет ни в чем нуждаться».
Затем он принялся читать письмо дальше и нашел ответ на свой вопрос.
«Возможно, вы удивлены, откуда во мне такая щедрость. Наверно, есть смысл сразу открыть карты, хотя, наверно, вы уже и сами догадались. А именно, хотя она об этом не подозревает, вы же рано или поздно об этом узнаете: Эдит – моя дочь».
Эти слова обескуражили Руперта. Он ощутил силу удара, хотя и не сразу понял его последствия. Он трижды перечитал слова лорда. Затем, когда их смысл дошел до него окончательно, он понял, что должен держать себя в руках, и не имеет права давать выход своим чувствам, ибо два других пассажира в вагоне, явно терзаемые любопытством, исподтишка наблюдали за ним поверх страниц своих газет. Ладно, он дочитает письмо, а потом уже подумает.
«Вполне возможно, что моя покойная жена Клара, с которой, как вы наверняка помните, вы были дружны в вашей юности, выражала вам, как это она делала в разговорах с другими, свою ревность и даже ненависть к Мариан Бонниторн. У нее имелись на то веские причины, хотя Клара, с которой до ее смерти мы много лет фактически жили раздельно, не имела реальных причин для своих жалоб. Равно как и Бонниторн, который в конце концов ушел в монастырь, оставив жену без средств к существованию. Вряд ли вам нужны подробности, ибо мои нынешние действия убедят вас в том, что я говорю правду. Я также не ищу себе оправданий. Я смотрю на свои близкие отношения с Мариан Бонниторн, которую я искренне любил и которая любила меня, как на самый приятный эпизод в моей жизни, которую, несмотря на весь внешний успех, я бы не назвал завидной. Я крайне рад, что у нас родилась Эдит, тем более, что ей, похоже, суждено быть единственным моим отпрыском. То, что она незаконнорожденная, ничуть меня не расстраивает, ибо я невысокого мнения об институте брака. Я отношусь к Эдит со всей теплотой и любовью, с какими бы я относился к ней, будь она моим законным ребенком. Я с великой радостью публично объявил бы ее своей дочерью, но воздерживаюсь от этого шага ради нее самой.
