изменить фамилию на Лайтфут. Я не знаю наверняка. Мы не общались с тех пор, как я уехала из Остина.

Джек отступил назад, позволяя мне встать, и галантно открыл мне дверь. Я взяла со стола ключи от машины и вышла на улицу. Холодный воздух мгновенно привел меня в чувство. Машина стояла всего в двадцати метрах, но мы шли как будто целый час.

Я распахнула пассажирскую дверь, села на сиденье и открыла бардачок. Запустив в него руку, схватила револьвер и направила прямо в лоб Джека.

– Отойди!

– Ты хоть знаешь, как пользоваться этой штукой? Не впервые пушку держишь?

Джек не отступил. Он размышлял, как выбраться из передряги, а я не хотела давать ему время на раздумья, поэтому выстрелила ему в плечо. Теперь он отошел. Скорее даже отшатнулся. Я встала, обошла машину и позаимствовала сюжет из пьесы, написанной Блю.

– Ложись в багажник, Джек.

– Теперь мне придется тебя убить, – сказал он.

– Вряд ли получится, поскольку револьвер у меня, но твои амбиции я не осуждаю. А теперь, пожалуйста, залезай в багажник, пока не залил кровью всю парковку. Давай не будем разводить грязь. – Джек мялся, бормоча ругательства и ища выход из неприятного положения, в которое, будем откровенны, он угодил по своей же вине. – Я прострелю тебе что-нибудь более чувствительное, если ты сейчас же не залезешь в багажник.

Джек поразмыслил и согласился, что есть места куда хуже, чем плечо. Он забрался в багажник. Я огляделась, убеждаясь в отсутствии свидетелей. Потом села в «Кадиллак» и поехала. Маршрут я не составила. Просто хотела выгадать время, чтобы подумать, взвесить варианты и решить, каким человеком я была, каким человеком стала и каким человеком собираюсь стать.

* * *

Я ехала уже около двух часов. Последние двадцать минут Джек безостановочно брыкался. Я боялась, что он повредит заднюю фару и меня остановит дорожный патруль. Конечно, я уже научилась соображать на ходу, но все-таки объяснить, почему у меня в багажнике лежит человек с пулевым ранением, вряд ли удастся.

Я заметила указатель на Биттер-Крик-роуд – эту дорогу я запомнила, когда мы ехали на злополучную рыбалку. У озера Мертвая Лошадь в такое время, вероятно, ни души, поэтому я поехала к нему, доверившись памяти. В конце концов нашла озеро и направила машину к берегу. Джек в багажнике притих, когда машина начала подпрыгивать на кочках. Я дала задний ход, подъехала как можно ближе к кромке воды, заглушила двигатель, взяла револьвер, обогнула машину и открыла багажник.

Я выстрелила Джеку один раз в голову и один раз в сердце. Решила, что гуманнее будет не давать ему времени обдумывать свою кончину, хотя он, вероятно, успел все обдумать во время нашего двухчасового путешествия. Я тоже, колеся по окрестностям, рассмотрела ситуацию со всех сторон и пришла к простому выводу: либо Джек, либо я. Если б я не убила его, провела бы остаток жизни, поминутно оглядываясь через плечо.

У берега нашлась старая лодка. Я подтащила лодку к бамперу машины, скинула в нее Джека, швырнула следом револьвер. Изо всех сил я толкала, тащила и тянула лодку в воду, потом забралась прямо на мертвого Джека и вывела лодку на середину озера. От напряжения я взмокла, а из-за ночного холода меня бил озноб. По спине катился ледяной пот. Я бросила револьвер в воду.

План был продуман плохо; как вытащить труп из лодки? Я встала, наступила на край лодки, и та перевернулась. Мы с Джеком упали в холодное озеро, и я наблюдала, как он уходит под воду.

В голове уже стоял туман из-за холода, скоро меня ждала гипотермия. Вместо того чтобы забраться в лодку, я повернула к берегу. Я плыла, опустив голову, борясь со встречным ветром и игнорируя боль, пронзающую все тело от макушки до кончиков пальцев на ногах.

Оказавшись на берегу, я подползла к машине, взяла в багажнике ключи, забралась в салон, завела двигатель и включила обогреватель на максимум. Домой я ехала в насквозь мокрой пижаме.

У школы было тихо и спокойно. В свете фар я увидела пятна крови после ранения Джека, так что остановила машину над ними, пока не нашлось другого решения. Затем вбежала в квартиру и встала под душ, надеясь так вернуться к жизни.

Именно тогда я осознала, что сделала. Да, я защищала себя, а Джек Рид был тем еще ублюдком, что тоже немаловажно, однако я убила человека. Когда отнимаешь у кого-то жизнь, меняешься и сам. Не просто иначе смотришь на мир или воспринимаешь себя. Убийство меняет твою суть, твою ДНК. Моя вера в свои принципы, в свою порядочность сильно пошатнулась.

Выйдя из душа, я поняла, что уже никогда не смогу стать чистой. Допив остатки бурбона, я попыталась уснуть.

Начиная дремать, я размышляла: а не была ли я пешкой Блю с самого начала? Револьвер, подмена личности, похороны бедняги, которого я приняла за Джека… Может, Блю и рассчитывала на то, что Джек меня найдет? Тогда в ее тщательно продуманном плане имелся как минимум один изъян: откуда она знала, что я смогу его убить?

* * *

Я видела сны, которые интересны, наверное, только мне. А коснувшись босыми ногами истертого ковра, вспомнила, что сделала.

Я упорно трудилась, чтобы стать Деброй Мейз, и не была готова от нее отказаться. Джек Рид ушел и не вернется. Вероятно, нас никто не видел. Так что я почистила зубы, умылась, надела веселый голубой сарафан, проверила, нет ли под ногтями крови, и пошла на урок.

Ночью меня отвлекли дела, поэтому к занятиям я не подготовилась. Когда в класс вошли ученики, я посмотрела на их личики и поняла, что больше не подхожу для этой работы. Казалось, я загрязняю их души, даже просто находясь с детьми в одной комнате.

– Мисс Мейз. Мисс Мейз.

Не знаю, сколько раз Эндрю произнес мое имя, прежде чем я очнулась от ступора.

– Да?

– С вами все хорошо? Вы не заболели?

– Ребята, достаньте тетради, – велела я. – Я хочу, чтобы вы написали – примерно одну страницу – о том, кем вы хотите стать, когда вырастете. А потом – одну страницу о том, кем вы хотите стать, если первый план не удастся, потому что иногда все идет наперекосяк. Затем – еще одну страницу о том, что вы будете делать, если и вторая мечта не осуществится. Затем – две страницы о том, кем вы не хотите быть никогда-никогда. Очень важно понимать, на каком дне вы ни за что не должны