рекомендации, и трудовая книжка, и, что гораздо важнее, проклятое удостоверение личности, которого у меня не было.

Разглядывая расписание поездов, я понимала, что должна уехать как можно дальше от Среднего Запада. До Ватерлоо, штат Висконсин, всего два с половиной часа езды, в основном по шоссе Ай-94, если память мне не изменяла.

На деньги Вирджинии Уайт я купила билет на поезд «Лейк Шор» до Олбани, штат Нью-Йорк. До отправления оставалось еще шесть часов, поэтому я засунула сумку в камеру хранения и взяла пару местных газет, надеясь, что не найду на их страницах свой портрет. Потом нашла полутемный и малолюдный бар, в котором не транслировали спортивные передачи по телевизору, и села в четырех барных стульях от другого посетителя-одиночки.

– Что вам предложить? – спросил бармен.

Я заказала пиво, открыла газету и поняла, что для чтения темновато. Однако женщине, сидящей в баре, всегда лучше выглядеть занятой или хотя бы напустить деловой вид. Большинство мужчин думают, что, составляя женщине компанию, они оказывают ей услугу и избавляют от позора публичного одиночества.

Буквально через пару минут непрошеный соглядатай занял соседнее место. Я напрягла плечи и подняла перед собой газету, словно щит. Многие мужчины истолковали бы мой язык тела как знак «не беспокоить». Но некоторые способны слышать только себя и понятия не имеют, что другой человек может не хотеть того же, чего хотят они.

Скосив глаза, я увидела, что он в мятой рубашке, с приспущенным галстуком и потрепанным желтым воротником, – так бывает, когда рядом нет женщины, которая позаботится об одежде. Скорее всего, коммивояжер. Им приходится путешествовать в костюмах, и они умеют поддерживать беседу до скончания веков, пока мир не рухнет. Я сразу увидела все, что хотела. Коммивояжер держал свои деньги у сердца, то есть в нагрудном кармане. Будь они в более доступном месте, я бы еще поддержала разговор. А сейчас он был для меня бесполезен.

Коммивояжер задал первый вопрос, еще не успев заказать выпивку:

– Что вы читаете?

Я не обращала на него внимания, по-прежнему защищаясь газетой.

– Что вы читаете? – повторил он, кашлянув.

– Газету, – ответила я. Иногда лаконичность заставляет собеседника подстроиться.

– Меня зовут Говард.

– Угу, – отозвалась я. Иногда, если человека игнорировать, он просто уходит.

– А у вас имя есть?

Я опустила газету и посмотрела ему прямо в глаза.

– Вообще-то, нет. – Попробуй справься с такой преградой.

Но Говарда она не остановила.

– В газете пишут что-нибудь интересное?

– Не-а.

Бармен подошел к Коммивояжеру и принял у него заказ. Бочковой виски. Говард тут же осушил стакан, постучал по барной стойке и мгновение спустя получил еще одну порцию.

– У вас целая газета, нет, даже две газеты, и в них нет ничего интересного?

Метод лаконичных ответов явно меня подвел.

– Вы можете тоже купить себе газету и найти в ней что-нибудь интересное самостоятельно, – сказала я, не отрывая взгляда от черно-белой страницы.

– Я искал тему для разговора, дорогая, – сказал Коммивояжер.

– А мне разговоры неинтересны, – ответила я. – Поэтому ситуация видится мне простой. Вы хотите поговорить. Я не хочу говорить. Я выиграла.

– Ох уж эти современные женщины, – вздохнул Коммивояжер. – О манерах даже не слышали.

– Верно, не слышали. В этом суть феминизма. Мы боролись не за равные права, а за право хамить. Нам больше не нужно из вежливости поддерживать разговор. Так что найдите себе другое развлечение. – Я швырнула ему газету и вышла из бара.

За несколько минут чтения я не нашла ни одного упоминания о себе; впрочем, про местные преступления в газетах пишут, только когда у полиции появляются новые зацепки. Нужно сходить в библиотеку и проверить, как продвигается расследование смерти Фрэнка.

Около часа я бродила под величественными арками «Юнион Стейшн», разминая ноги и предвкушая новое путешествие в тесноте. В конце концов нашла скамейку, на которой сидел один подросток. Парнишка покачивал головой в такт тому, что вырывалось из его наушников. Я села рядом с ним. Хорошо, что хотя бы современная молодежь умеет заниматься своими делами.

Глава 17

Если идти по вагону, несущемуся со скоростью сто тридцать километров в час, кажется, что поезд бежит вместо тебя. Я не стала снова рисковать, используя кредитную карту Вирджинии, поэтому купила обычное место.

Дождавшись, пока схлынет обеденная толпа, я пошла в вагон-ресторан. Заказала бутерброд с индейкой и села за столик у окна, лицом к стенке. Осмотрелась, проверяя, может ли кто-нибудь доставить мне неприятности, и увидела подростка, завороженного своим телефоном, семейную пару, которая тщетно пыталась утихомирить детей, и солидного, тучного джентльмена в безупречном твидовом костюме. Последний уснул за столиком и так громко храпел, что женщина, сидевшая напротив него, уже начала собирать вещи. Это была пожилая дама, лет семидесяти пяти, высокая и худая; судя по ярко-голубым глазам и четко очерченным скулам, когда-то она могла похвастать невероятной красотой. Волосы у нее были совершенно седые, коротко подстриженные, вероятно, собственноручно. Вокруг ее рта и глаз лучились морщинки – так бывает у тех, кто часто смеется.

Женщина посмотрела в мою сторону и, кивнув на храпящего господина, закатила глаза. Я улыбнулась, она тоже. Затем она подошла к моему столику.

– Не возражаете, если я сяду здесь?

Поблизости были и другие свободные столики, но пассажиров в вагоне постепенно прибавлялось. На первый взгляд ее компания казалась предпочтительнее, чем любая другая, а я не могла рисковать. Оставалось протянуть еще десять часов.

– Пожалуйста.

Женщина скользнула на сиденье напротив меня и подмигнула. Она тоже умела подмигивать.

– Сорок лет слушала, как мой муж тарахтит, как трактор, по восемь часов в сутки, семь дней в неделю. Его уже нет, и я очень скучаю. Но не по этому звуку.

– Куда вы направляетесь? – спросила я.

– В Эри. А вы?

– В Баффало, – сказала я.

Я назвала следующую после Эри остановку. Задала вопрос первой, чтобы не пришлось говорить, куда я еду на самом деле. Кроме того, знакомые Дебры Мейз или Тани Дюбуа, услышав, что я отправилась в Баффало, пришли бы к выводу, что я сбежала в Канаду.

– Вы в отпуск или возвращаетесь домой? – спросила я.

– Ни то, ни другое, – с улыбкой ответила пожилая женщина. – Присматриваю за внуками на выходных. Мой сын и невестка думают, что для меня это отпуск. Но я-то бывала в Париже и знаю, что такое настоящий отпуск. А у вас что?

– Еду навестить подругу, – сказала я.

– Отпуск?

– Можно и так сказать. – Иногда я смотрела в окно и пыталась убедить себя, что я в отпуске. Ни разу не получилось.

– Меня зовут Долорес.