Меж тем Кристиан приподнялся и, ощупав затылок, повернул голову ко мне.

– Господи боже! – простонал он. – Вы меня чуть не убили…

– Кажется, вы занимались тем же до моего прихода, – напомнила я. – И я вовсе не собиралась вас убивать. Я просто не знала, как отнять у вас эту штуку.

Граф Рейтерн сел, в изумлении таращась на меня, на сук, который я успела бросить, на рысь, которая с любопытством смотрела на происходящее, и неожиданно рассмеялся. Но меня этот смех странным образом успокоил: было похоже на то, что человек, который только что хотел свести счеты с жизнью, приходит в себя.

– Можно я задам вам один вопрос? – спросил он. – Какая вам, в сущности, разница, жив я или мертв?

– Большая, – ответила я. – Если бы вы умерли, я бы, может быть, упрекала себя в том, что я была рядом и не смогла вам помочь.

– Вы уже мне помогли, – с иронией ответил мой собеседник, изобразив нечто вроде сидячего поклона, – благодарю вас от всей души. – Он завозился на земле и кое-как поднялся на ноги. Меня его слова немного насторожили, и на всякий случай я отодвинулась, чтобы он не вздумал отнять у меня револьвер. – Могу ли я попросить вас… – Кристиан покачнулся и, морщась, дотронулся до затылка. – Могли бы вы не говорить ничего моей матери? Мне бы никоим образом не хотелось причинять ей неудобство, – добавил он, словно речь шла о пустяке вроде пятна на одежде.

– Ваша мать уже знает, что вы взяли револьвер, – сказала я. – И разумеется, я все ей расскажу.

Граф помрачнел.

– Признаться, ничего другого я и не ожидал. Вы невыносимо правильный человек, фрейлейн, – проговорил он, на сей раз без тени насмешки. – Ваша ошибка в том, что вы думаете, что люди вокруг вас такие же. Вовсе нет. – Он тяжело вздохнул. – Уверяю вас, что если бы мне немногим больше повезло и я вышиб бы себе тут мозги, моя мать не стала бы сильно горевать. Ведь у нее остался бы мой брат Артур, ее любимец, – последние слова он произнес с особенным ожесточением. – Вы не видели Артура? Конечно нет, он сейчас учится, а в Курляндии вообще не бывает. Так вот, Артур – это чистый херувим. Он никогда не влюбляется в неподходящих девушек, никогда не делает долгов, в университете он на отличном счету у профессоров, товарищи его обожают… И он пишет письма маменьке, как примерный сын, по два раза в неделю.

– По три, – сказала я. Работая на почте, я отлично знала, какая именно корреспонденция поступает в замок.

– Вот видите, – хмыкнул Кристиан. – Может, вы и его письма читали? Можете смело мне признаться, раз уж вы видели, как я пытался поставить точку в своем дурацком существовании, между нами не должно быть недомолвок.

– Мне обидно ваше предположение, – сухо произнесла я. – И не забывайте, что у меня сейчас револьвер.

Я старалась говорить решительно, чтобы вернуть моего собеседника на землю. Но он только усмехнулся.

– Довольно глупостей, я же прекрасно знаю, что вы в жизни не выстрелите в человека, даже если он несет вздор, как я, – проворчал Кристиан. – И потом, вы должны меня простить. Это ведь из-за вашего удара у меня все мысли в голове спутались.

– Вы решили умереть, потому что девушка, в которую вы были влюблены, обманула ваши надежды, и потому что мать больше привязана к вашему брату? – спросила я.

– Я слышу сарказм в вашем тоне, фрейлейн, – ответил мой странный собеседник, нахмурившись и даже не скрывая своей обиды. – По-вашему, этих причин недостаточно? Я уж молчу об этом проклятом замке, в который я решил вернуться в недобрый час. Ночью мне приснилась Белая дама, – он поежился. – И знаете, что она мне сказала? «Ты все равно будешь наш», вот что. А ведь я был здесь счастлив когда-то. И призраки, о которых вы недавно толковали, были для меня чем-то вроде сказочных персонажей, не более.

– Вы богаты, молоды и ничем не больны, – сказала я, – у вас есть замок и земли, и еще мать, которая души в вас не чает. Пусть вам кажется, что она любит вашего брата больше вас – поверьте, я хорошо знаю, как люди могут обращаться с родными, которые им не нужны, и графиня совсем не такая. Она бы не приехала сюда, если бы ваша судьба была ей безразлична.

– Она приехала сюда лишь потому, что я отказался оставаться в заведении ее папеньки, – мрачно ответил Кристиан, – и потому, что боится скандала. Впрочем, я не собираюсь мешать вам думать, что она хорошая мать, а я неблагодарный сын. – И опять в его голосе зазвенела неприятная ирония.

Ружка насторожилась. Я услышала в отдалении лай собак, и вскоре на поляне появился сторож Вильгельм со своими псами, которые шли по следу графа, Теодор с фонарем и бледный как полотно управляющий.

– Благодарение богу! – воскликнул Креслер. – Вы живы!

– Только благодаря любезности фрейлейн, – проворчал Кристиан, держась за затылок. – Знаете что, кажется, мне понадобится доктор после того, как мы вернемся в замок. У фрейлейн Ланиной чертовски тяжелая рука.

Графиня ждала нас, нервно расхаживая по большой гостиной. Когда сын вошел, она бросилась к нему, но он так мрачно взглянул на нее, что она не стала его обнимать, а взяла за обе руки. В нескольких фразах он обрисовал, что именно с ним случилось.

– Боже мой! – воскликнула графиня. – Как ты мог!

Мне показалось, что она готова была обрушить на сына град упреков, но тут она отвлеклась на его ранение, полученное по моей милости. По-моему, Кристиан не постеснялся преувеличить свои страдания, потому что встревоженная мать велела Теодору срочно ехать за доктором Данненбергом.

– Что такое, почему вы еще здесь? – набросилась она на слугу, который замешкался и не уходил.

– Так ведь доктор Данненберг умер несколько лет назад, госпожа графиня, – почтительно ответил Теодор. – Я могу привезти доктора Мюллера.

– Разве он еще практикует? – удивилась графиня. – Ему ведь должно быть за семьдесят, насколько я помню…

– Если вы о старом докторе Мюллере, – вмешался управляющий, – его тоже больше нет с нами. Нынешний врач – его сын. Одно время он практиковал в городе, но после смерти отца перебрался сюда, хотя старый доктор и желал видеть его городским врачом.

– Ах, я ничего не понимаю, – простонала графиня, поднимая к вискам тонкие пальцы, унизанные кольцами, – меня слишком долго тут не было, зовите кого хотите!

Граф Рейтерн, поддерживаемый Креслером, удалился в спальню, и Лиза была приставлена к больному в качестве сиделки. Тут мать хозяина вспомнила о моем присутствии. По правде говоря, я приготовилась к упрекам, которые всегда получаешь, если действовал из лучших побуждений, но вместо того графиня Рейтерн достала кошелек, вытряхнула из него все деньги и, не считая, протянула мне.

– Вот, возьмите! Никто и никогда не назовет меня неблагодарной…

Я растерялась и стала говорить, что я не сделала ничего особенного, что мне ничего не нужно, – но графиня вложила мне в руку всю скомканную пачку ассигнаций и крепко сжала мои пальцы.