который никогда не придет. Ибо все эти вещи – это обман символов, выдаваемых за реальность, и преследовать их – все равно что пытаться пройти сквозь стену, на которой какой-то художник, придерживаясь законов перспективы, изобразил открытый проход. Короче говоря, дзэн начинает с точки, где нечего больше искать, нечего добиваться. Дзэн не стоит считать системой самосовершенствования или методом становления Буддой. Как говорил Линьцзи, «когда ищешь Будду, теряешь Будду».

Ибо все идеи о самосовершенствовании или о становлении кем-то или обретении чего-то в будущем связаны исключительно с нашим абстрактным образом себя. Преследовать их – значит придавать этому образу все больше реальности. С другой стороны, наше истинное, неконцептуальное «я» уже является Буддой и не нуждается в совершенствовании. С течением времени оно может расти, но мы ведь не виним яйцо в том, что оно не цыпленок, или свинью в том, что ее шея короче, чем у жирафа. В одном стихотворении в «Дзэнрин кусю» говорится:

В весеннем пейзаже нет ни высокого, ни низкого;

Цветущие ветви растут естественно, одни длинные, другие короткие. [i]

Когда у Цуйвэя спросили о смысле буддизма, он ответил: «Подожди, пока здесь никого не останется, тогда я тебе расскажу». Немного позже монах снова подошел к нему и сказал: «Теперь здесь никого нет. Ответьте мне, пожалуйста». Цуйвэй вывел его в сад и молча пошел к бамбуковой роще. Монах все еще ничего не понимал, поэтому Цуйвэй сказал: «Вот высокий бамбук; а вот низкий!» [123] Или, как говорится в другом стихотворении в «Дзэнрин кусю»,

Длинная вещь – это длинное Тело Будды;

Короткая вещь – это короткое Тело Будды. [j]

Таким образом, то, что дает дзэн, называют уши (яп. будзи), или «ничего особенного», ибо, как говорит Будда в «Ваджраччхедике»,

Я не получил даже самого меньшего от непревзойденного, полного пробуждения, и именно поэтому оно называется «непревзойденным, полным пробуждением». (22)

Выражение уши также означает нечто совершенно естественное и непринужденное, лишенное «суеты» и «хлопот». При описании достижения сатори часто цитируют древнее китайское стихотворение:

Гора Лу под изморосью; река Чжэ в половодье.

Когда я там не был, я не находил себе места из-за мучительной тоски!

Я отправился туда и вернулся…

Ничего особенного:

Гора Лу под изморосью; река Чжэ в половодье.

Как говорится в известном высказывании Цинъюаня,

Первые тридцать лет обучения дзэн я видел горы как горы и реки как реки. Когда я достиг более сокровенного знания, я увидел, что горы – это не горы и реки – не реки. Но теперь, когда я познал самую суть, я спокоен. Ибо я снова вижу горы как горы и реки как реки. [124] [k]

Трудность дзэн, конечно, заключается в том, чтобы перенести внимание человека с абстрактного на конкретное, с символического «я» на его истинную природу. Пока мы просто говорим об этом, пока мы вращаем в уме идеи о «символе» и «реальности» или продолжаем повторять себе: «Я не есть моя идея о себе», – это по-прежнему лишь абстракция.

Дзэн создал метод (упайя) «прямого указания», позволяющий выйти из этого порочного круга и заметить непосредственную реальность. Читая сложную книгу, бесполезно думать: «Мне нужно сосредоточиться», потому что так вы думаете о концентрации, а не о содержании книги. Точно так же при изучении или практике дзэн бесполезно думать о дзэн. Продолжать цепляться за идеи и слова о дзэн – значит, как говорили древние мастера, «вонять дзэн».

Поэтому мастера как можно меньше говорят о дзэн и толкают его конкретную реальность прямо на нас. Эта реальность – это «таковость» (татхата) нашего естественного, невербального мира. Если мы видим его таким, какой он есть, нет ни хорошего, ни плохого, ни длинного, ни короткого, ни субъективного, ни объективного. Нет ни символического «я», которое нужно забыть, ни каких-либо идей о конкретной реальности, которые нужно вспоминать.

Один монах спросил у Чжаочжоу:

– Почему Первый Патриарх пришел с Запада? (Это формальный вопрос об отправной точке учения Бодхидхармы, т. е. самого дзэн.)

Чжаочжоу ответил:

– Кипарис во дворе!

– Вы пытаетесь, – сказал монах, – продемонстрировать это посредством объективной реальности?

– Нет! – возразил Чжаочжоу.

– Так почему же Первый Патриарх пришел с Запада?

– Кипарис во дворе! [125]

Обратите внимание на то, как Чжаочжоу выбивает монаха из его концептуализации об ответе. Когда у Тун-шаня спросили: «Что есть Будда?» – он ответил: «Три фунта льна!»

Юаньу комментирует это следующим образом:

Разные мастера давали на вопрос «Что есть Будда?» разные ответы… Однако никто не может превзойти «три фунта льна» Туншаня в иррациональности, отрезающей все пути для спекуляций. Некоторые комментаторы полагают, что этот ответ объясняется тем, что в этот момент Туншань взвешивал лен… Другие считают, что, поскольку вопрошающий не осознавал, что он сам является Буддой, Туншань ответил ему таким непрямым образом. Они все подобны трупам, потому что совершенно неспособны постичь живую истину. Есть и те, кто принимают «три фунта льна» за Будду. Какие дикие и фантастические комментарии! [126]

Мастера решительно обрывают всякие теории и спекуляции об этих ответах. «Прямое указание» неэффективно, если оно требует каких-либо концептуальных комментариев.

Фаянь спросил у монаха Сюань-цзы, почему тот никогда не задавал ему никаких вопросов о дзэн. Монах ответил, что он уже обрел понимание у другого мастера. Фаянь попросил его объяснить, поэтому монах рассказал, что, когда он спросил у своего учителя: «Что есть Будда?», – он получил ответ: «Биндин Тунцзы идет за огнем!»

– Хороший ответ! – сказал Фаянь. – Но я уверен, что ты его не понимаешь.

– Биндин, – объяснил монах, – это бог огня. Для него искать огонь – все равно что мне искать Будду. Я уже Будда, поэтому мне не нужно ни о чем спрашивать.

– Как я и думал! – засмеялся Фаянь. – Ты не понял.

Монах обиделся и покинул монастырь, но позже раскаялся и вернулся, смиренно попросив о наставлении.

– Спроси у меня, – сказал Фаянь.

– Что есть Будда? – спросил монах.

– Биндин Тунцзы идет за огнем! [127]

На смысл этого мондо, вероятно, лучше всего укажут два стихотворения, написанные буддистом из школы Чистой Земли Иппэном Сёнином для мастера дзэн Хото, которые Судзуки перевел из «Афоризмов Иппэна». Иппэн был одним из тех, кто изучал дзэн с целью достичь сближения дзэн со школой Чистой Земли, практикующей повторение имени Амитабхи. На японском эта формула звучит как «Наму Амида Буцу!». Иппэн сначала представил этот стих:

Когда произносится Имя,