Всадники пустили своих коней вскачь, следуя за загадочным проводником в черном. Через час бодрой езды из леса показались знамена Пруана, победно реющие над бывшей лострадийской крепостью.

— Надо им помочь! — выкрикнул Дайрок, хватаясь за меч.

— Стой! — голос Авина пронзил воздух, он крепко схватил поводья Дайрока, останавливая стремительный рывок. — Куда ты собрался? Нас тридцать человек.

— Мы поможем им, — нахмурил брови Дайрок, не ослабляя хватки меча.

— Если ты готов сдохнуть без пользы и с глупостью — иди, помогай! Мы же вернемся в Лострад и предупредим о вероломном нападении и начале войны, — укротив душевный порыв Дайрока выкрикнул Авин. Он не был похож сам на себя, ведь всеми силами пытался исполнить распоряжение капитана Адайна: «Во что бы то ни стало, защищать сына генерала Флораса».

— Он прав, — сказал другой всадник. — Пойдем в бой, то просто умрем без пользы. Лучше предупредить наших.

— Именно, — произнес разведчик. — Отправимся через восток, так будет безопаснее.

— Я не собираюсь тратить два месяца на обход этих земель. Пойдем через юг к северной стене Лострада, тут всего неделя пути, — заявил Дайрок, выхватив поводья из рук разведчика.

— Но этот путь будет опасным, мы не знаем, чего нам стоит ожидать, — предостерег Авин.

— Ты же нюхач, вот и вынюхай нам безопасную дорогу. Уходим отсюда, — опечаленно сказал Дайрок, чей вздернутый нос начал нервно дергаться.

Пруанцы не уничтожили крепость, а лишь опустошили ее запасы, склады и вооружение. Сама крепость, по задумке Тормака, станет отправной точкой в начале большой войны.

Последние защитники гарнизона пали. Сила иссякла, облик ужаса померк, отзвук печали притупился. Осталась только месть, пир на пропитанной кровью земле. И все когда-то потерянное, отданное и подаренное — забылось навечно. Сегодня жителей Лострада охватит страх и ужас, ибо отцы, сыновья и братья не вернутся к своим очагам, их молчание станет вечным рефреном.

Глава пятнадцатая. Они друг друга чуют

Дайрок, потомок прославленных полководцев, известный как лучший кавалерист во всем Лостраде, взял на себя инициативу и повел свой отряд к южному горизонту. Его всадники мчались с такой стремительностью, что, казалось, сам ветер сливался с их скоростью и свистел в ушах от восхищения. Под копытами черных коней по лесу раздавались пугающие звуки, земля вздымалась комьями под громовым стуком копыт. Конь Дайрока имел такую же раскраску и монструозный размер, как и кони Бэринона и Адайна, ведь все трое жеребцов были невероятно породистыми братьями. Некогда три собрата были дарованы лично генералом Флорасом для трех лучших всадников страны.

Так в бешеном ритме пронеслись два дня. С приходом третьего рассвета в этом путешествии до чуткого нюха разведчика донеслась обескураживающая вонь. Трупный смрад смешался с запахом крови и смерти — мерзкое зловоние, говорящее о мрачных событиях. Но это не все, что он учуял.

— Мы не одни. Впереди человек двадцать, без лошадей. Скорее всего мародеры.

— Хорошо, нападем на них, разобьем, одного из них возьмем в плен и все выясним, — заявил Дайрок, статно держась в седле.

— Подожди, — промолвил разведчик. — Нам надо их как-то обойти. Вступать в бой — нелогично, мы потеряем время.

— Да, зато можем заполучить ценные сведения, — сказал Дайрок. — Не забывай — я тут главный, а не ты. Я даже твоего лица никогда не видел. Можно ли тебе вообще доверять? Ведь со всего гарнизона остался в живых лишь ты.

— Как и вы, — сказал разведчик. — Если вам угодно, то давайте нападем, ведь конечное решение будет приниматься вами.

Дайрок повернулся, окинув взглядом свой отряд.

— За мной, втопчем неприятеля в грязь! — грозно заявил всадник.

С этими словами юноша развернул коня и ринулся вперед. Его товарищи выстроились в дисциплинированный строй. Как единое целое, они устремились вперед, подгоняемые невероятным импульсом, в сторону падальщиков, грабивших добычу павших лострадцев. Лошади налетчиков стали их страшной погибелью: под напором лострадских коней несколько мародеров упали в грязь. Стоявшим противникам быстро рассекли головы стремительные взмахи лострадских мечей. Дайрок кинулся на последнего выжившего и прикладом меча нанес сильный удар по макушке. Пруанец повалился на землю без сознания.

— Внимательно осмотрите окрестности, — приказал Дайрок, слезая с эбенового коня. — А этого свяжите и закиньте на лошадь, — младший лейтенант жестом указал на лежащего без движения пруанца.

Всадники слезли со своих лошадей, за исключением разведчика, который остался в седле, как часовой, нащупывающий в воздухе источник информации.

— Тела в лесу, на дороге почти никого не осталось, — предупредил разведчик, направляя коня к массовому захоронению.

Тела лострадцев обглодали дикие звери, обклевали вороны и доедали насекомые. Дайрок и его всадники погрузились в потрясенное молчание. Прикрывая носы руками и тканью от всепоглощающего зловония, отряд из тридцати всадников обходил мрачную картину павших соотечественников.

Среди убитых Дайрок наткнулся на бездыханное тело старшего лейтенанта Тиута. Присмотревшись к знакам различия, Дайрок понял, что это командир, возглавлявший войско. Обдуманным движением он порылся в подсумке Тиута в поисках чего-нибудь ценного. Дайрок достал послание, доверенное Тиуту из рук Бэринона, отданное ему Флорасом. Дайрок, недолго думая, понял, что на листе почерк его отца. Каждая буква была выведена строго, по-солдатски, как и присуще генералу армии. На пергаменте было написано следующее послание:

«Мой дорогой Дайрок,

Я надеюсь, что это письмо дойдет до тебя. Будь предельно осторожен, сын мой, ибо на горизонте надвигаются страшные дни. Для усиления гарнизона отправлено подкрепление. По их прибытии укрепляйте оборону крепости и будьте готовы к непредвиденному нападению пруанцев. Как бы ни складывались обстоятельства, крепость покидать нельзя! Уверен, весь лес к северу от стены уже занят силами оппонента.

Ты талантлив и амбициозен, но помни, что противник, с которым вы столкнетесь, не менее опытен и решителен. Никогда не смей обесценивать силы противника. Надеясь на лучшее, всегда ожидай от врагов самого худшего, самого подлого и самого невероятного. Я горд тобой. Береги себя, ради памяти о своей матери, ведь все что у меня осталось после ее смерти — это ты.»

Дайрок дочитал письмо, медленно встал и затуманенным взором вновь окинул павших. От ужасающей, будоражащей картины вокруг, все человеческое нутро переворачивалось. По его лбу соревнуясь побежали капли пота. Выступающая соль, стекая вниз разъедала глаза. Следом потекли кристально чистые слезы, строго деля лицо молодого человека на три части.

Тела, брошенные вповалку, наполовину разложившиеся, вспухшие и выпотрошенные — источали кошмарную ауру. Ужасали не выпущенные кишки, не изуродованные временем и тлением трупы, а отвратительное осквернение павших соотечественников — вот в чем заключался истинный ужас. Война, лишенная всяких романтических иллюзий, всегда являла Дайроку свой мрачный облик.