– Справа! – заорал Илья, видя еще одного противника, но не имея возможности поразить его из своего оружия – на линии, что пролегала между ним и укрывшимся за бревном «чехом», располагалась голова поднявшегося на локтях Эдика Довыденко.

– Справа! – вновь прокричал Юдин, думая, что не был услышан. Возможно, так оно и было, но, похоже, Довыденко уже сам заметил бандита и, уткнувшись в землю, стал поспешно отползать в сторону. Едва не схлопотав пулю, Илья откатился влево к корням сухого, разломанного грозой, дерева, вытащил из разгрузки и быстро поменял почти полностью опустошенный магазин. После чего осторожно приподнял голову. Перестук выстрелов продолжался, но Илюха никак не мог разглядеть среди леса очертаний вражеских тел. Перестук вражеского оружия приближался. Вот неподалеку взорвалась ручная граната, ухнул «РПГ» седьмой, следом еще один, но повезло, зацепившиеся за ветки выстрелы улетели куда-то в сторону. Вот спаренно заработали навстречу друг другу пулеметы Калашникова, треснула высоко в кроне дерева и, зашуршав, рухнула на землю срубленная выстрелами ветка. Огонь со стороны противника стремительно нарастал. Илья приподнял голову чуть выше и заметил присевшего за бугорком чернобородого. Медленно и спокойно выцелил его и надавил спусковой крючок.

– Куда смотрели ваши глаза? – Микрофон «Кенвуда» буквально разрывался от крика находившегося в центре колонны Мирзоева. Его горло аж клокотало от едва сдерживаемой ярости.

– Мы не думали…

– Заткнись!

– Мы не рассчитывали…

– Заткнись! Ты что, никогда не делал подобного?

– Один раз… – угрюмо отозвался Хамид и, произнеся это с горечью, подумал, что амир прав: если правоверные моджахеды изучают тактику белорусских партизан, то почему этого не могут делать русские спецы?

– Один раз!..

Зло, накатившее на Хаваджи сразу после получения доклада о еще семерых убитых и троих раненых, выплеснувшись в крике, стало понемногу затухать. Он понимал, что часть вины за смерть этих людей лежит и на нем, приказавшем догнать русских во что бы то ни стало. Да, возглавлявший погоню Хамид уже во второй раз прозевал появление спецов. И если первый раз был явный просчет по времени начала движения и скорости русских, то во второй… – Хаваджи задумался. – Было что-то странное в поведении спецов. Что-то странное и вместе с тем не сразу бросающееся в глаза, но оно, бесспорно, было. Но что? Почему русские, вместо того чтобы использовать свою подготовку и уйти в отрыв, выставили заслон, рискуя ввязаться в губительную для них перестрелку? Может быть, настолько уверовали в свое профессиональное мастерство, что не замечали очевидного – численного превосходства людей Мирзоева? Если да, то это была непростительная ошибка. Можно было не сомневаться в том, что в конце концов идущие налегке передовые десятки моджахедов догонят и свяжут спецов боем. А если нет? Возможно, причина была в другом?

Время шло, а Хаваджи все раздумывал. Вот оно! Удивительно, что столь простое решение не пришло ему в голову сразу. Вот причина, по которой русские раз за разом вынуждены выставлять заслоны. Именно вынуждены, и никак иначе.

– Хамид! – Мирзоев снова поднес микрофон к губам. – Сильно не спеши, у русских на руках как минимум один «трехсотый». И осторожнее, – Хаваджи хотел сказать «у нас и так уже двенадцать трупов», но передумал. Ни к чему в такой час лишний раз напоминать о вечности. Совершенно ни к чему. А русские никуда не денутся, до выхода из леса еще далеко.

Единственное, что беспокоило Мирзоева, – это русская артиллерия, но Шамиль заверил, что ее не будет. А он такими обещаниями не бросался…

– Лечо! – позвал Хаваджи еще одного своего помощника – Бакриева, и тот не заставил себя ждать с ответом.

– Я внимаю! – Лечо со своими людьми еще не ввязался в бой и потому мог себе позволить некую поэтичность своих слов.

– Лечо, забирай своих и опереди, обойти русских с тыла. Перекрой им отход.

– Я понял, командор, я понял!

– Давай, Лечо, давай, устроим им огненный капкан! – И уже не в рацию, а так, для себя проговорил: «Давай, Лечо, давай!»

Итак, пятерку боевиков мы положили сразу же. Довыденко, Батура и Юдин выхватили кого-то из основной группы.

– Отход! – скомандовал я, даже не пытаясь предпринять какие-то оборонительные действия. Не та позиция, не то расположение группы, не для того задумывался сей маневр. Весь успех в том, чтобы ужалить и быстро отойти. Но быстро отойти и раствориться за деревьями не получилось, слишком слаженно открыли огонь наши преследователи.

– Прикройте, командир, прикройте! – затрещал микрофон голосом Довыденко.

– Тушин, огонь! – последовала команда, и пулемет Тушина тут же затарахтел в длинной, захлебывающейся злобой очереди. Я поднялся на ноги и одним броском переметнулся на противоположную сторону хребта.

– Эдик, отход, всем отход! – заорал я в микрофон, и тут же, не дожидаясь ответа, выпустил длинную очередь в сторону наступающего противника.

Надо было отходить как можно быстрее. И хотя до поры до времени моих бойцов прикрывал верх ската, оставаться на месте было чересчур опасно, ведь стоило боевикам сместиться чуть левее – и вся линия нашей обороны простреливалась буквально одной очередью.

Илья не слышал голос командира, раздававшийся лишь в наушниках лежавшего неподалеку Эдика, но по частой, беспорядочной стрельбе понял: Ефимов подал команду «отходить», и теперь основная часть группы пытается прикрыть их отступление. Илья втянул в себя воздух, напружинил руки, готовый сорваться с места, едва от старшего тройки поступит команда давать деру. Но команды не было. Вместо того чтобы командовать, Довыденко прилип к своему пулемету и молотил куда-то в глубину укрывающего моджахедов леса. А противник подтягивался все ближе. Илья попробовал выглянуть из-за укрытия и тут же едва не схлопотал в лобешник порцию брызнувшего в его сторону свинца. Ему показалось, что он даже успел увидеть фонтан летящих подле его лица пуль. Но, слава богу, они пролетели мимо, а Илья рухнул вниз и вжался в землю. Над головой шуршало, свистело, ухало, взрывалось, а он лежал, чувствуя лишь, как что-то прохладное и приятное на ощупь касается его щеки.

Илья вначале даже не придал этому значения, затем, когда коснувшееся его нечто зашевелилось, невольно дернулся, стараясь не поднимать голову, чуть отстранился и скосил глаза, стремясь выхватить взглядом то место, где только что находилась его щека. Скосил и едва не подскочил с земли в воздух – по опавшим листьям, медленно изгибаясь всем телом, ползла маленькая, толстенькая змея. Если бы не быстро работающая мысль, Илья, наверное бы, все же вскочил на ноги и, не обращая внимания на пули, все настойчивее секущие свисающие к земле ветви, метнулся бы куда подальше – змей Илья не переносил с детства! Но он быстро сообразил, что буквально лежал на змее, однако она не укусила. Значит, уже не укусит.