– Гранатами огонь!

Надеюсь, у ребят хватило времени и возможности приготовить их к бою. Моя рука дважды поднялась, и в воздух одна за другой взвились две ребристые «эфки». А ребята действительно успели – разрывы прогремели на удивление слаженно. На какое-то время стрельба практически стихла.

Праздник смерти продолжался. Она носилась вокруг, насмехаясь над страхом живых, издеваясь над прахом мертвых, добавляя к их телам все новые и новые порции металла. Лечо продвинулся вперед лишь на несколько шагов. Привыкший бить из-за угла, наносить быстрый удар и скрываться, не получая должного отпора, он как-то забыл, что смерть – она не только в стане врагов, она вокруг, и ей все равно, кого принимать в свои объятия. Может быть, там, потом, за ее порогом, кто-нибудь и разведет врагов в разные стороны. А здесь, ведомые смертью, они шли рука об руку, порой соприкасаясь кровавыми отметинами, ошметками кожи, белесо-серо-окровавленной осклизлостью мозгов, острыми осколками раскрошенных зубов, культями рук и ног. Враги шли рука об руку, таща за собой «запах смерти»; и тот, едва уловимый, тошнотворный – только умершего, и тот, еще более тошнотворный, но зато и более привычный – запах разлагающегося трупа. А сейчас смерть была всюду, и Лечо знал, что стоит ему лишь чуть-чуть приподняться, привстать, и уже он приведет за собой все эти запахи. И он лежал, не в силах пошевелиться, не в силах больше кричать и командовать собственными людьми.

Лечо не запомнил, точнее, не успел воспринять ухнувший перед глазами разрыв – только что и осталось, как нечто темное вспухло перед глазами, толкнуло волной, ударило по лицу и обожгло болью. Глаза запорошило землей, из рассеченного осколком лба потекла кровь. Лечо какое-то мгновение еще ощущал происходящее, затем его разум погрузился в черно-серую хмарь. Он потерял сознание. Бой еще шел, еще вовсю звучали разрывы и выстрелы, только все это, казалось, не имело к лежавшему в беспамятстве боевику никакого отношения.

– Отход! Кудинов, к Довыденко! – скомандовал я всем и, привстав, открыл огонь из только что прищелкнутого магазина.

– Отход! – для чего-то продублировал Вячин и, пропустив вперед Чаврина, тащившего левой рукой «ПКМ», бросился за ним следом.

Я продолжал стрелять. Опомнившиеся «чехи» разразились такой канонадой, что если бы не толстенный комель, за которым мне удалось укрыться, мне бы точно не поздоровилось… И вновь время завертелось невероятными сгустками смешанных чувств и ощущений. Рывок за кольцо, щелчок чеки улетающей «эрдээшки», взрыв, вторая граната, летящая к цели, тут же ей вслед длинная, до последнего патрона, очередь. Не перезаряжая оружие, бросок вслед за отступающими бойцами, падение в куст, скатывание в небольшую канаву. Опустошенный магазин улетел в грязь, щелчок нового – и прыжок к ближайшему дереву. Рву затвор, слыша, как затарахтели, заработали чужие автоматы, видя, как пули впиваются в окружающие деревья, взрывают почву вокруг. Но это все вне меня, вне моего пространства, а мое – вон оно, там, впереди, за очередным толстым спасительным буком. Падаю, стреляю по неосторожно высунувшемуся из-за бугорка бородачу и откатываюсь вправо, за выпячивающиеся корни столь вожделенного мной дерева.

– Командир, прикрою! – раздается вопль Вячина и грохот «ПКМ». Значит, бойцы поменялись оружием. – Мысль мелькает как световой всполох, и я, стараясь оставаться за контурами дерева, бросаюсь к следующему укрытию.

За спиной взрыв от врезавшегося в бук гранатометного выстрела. Что-то белесое проносится мимо, спину почему-то обдает холодом, и я снова падаю. Вновь вскакиваю, у самого лица проносятся пули, чьи – свои, чужие, – даже не знаю. «ПКМ» бьет под самым носом. Падаю. Переворачиваюсь на спину и снова стреляю. «ПКМ» разрывается огненными всхлипами. Резко поворачиваюсь лицом к Вячину и хриплю:

– Уходи!

Разворот, короткая, в два патрона, очередь по наступающим. Сознание еще не восприняло, а подсознание уже само начало экономить боеприпасы. Бой грозил затянуться. Все чувства обострены, действия – впереди мысли. Рывком сместил прицел и положил очередь под ноги выскочившего из-за деревьев гранатометчика. Чуть-чуть поднять бы ствол, а так тот даже не упал и «РПГ» не выронил, только запустил выстрел в кроны деревьев и, слегка прихрамывая, слинял за пределы видимости.

– Отход, командир, отход! – в наушниках разрывается голос фешника. И впрямь пора делать ноги.

– Иду!

Кажется, что мои барабанные перепонки сейчас лопнут – гранатометные выстрелы летят один за другим и рвутся в ветвях деревьев. Вокруг шлепаются то ли осколки, то ли кусочки срезаемой ими коры. Похоже, я припозднился, меня все ждут. Еще рывок.

– Отходим!

Надо попробовать оторваться, шанс есть – раненых унесли вперед. Вячин… где Вячин? А, вот он, за кустами, чуть впереди, спешит следом за закинувшим автомат на плечо и бережно прижимающим к груди раненую руку Чавриным.

– Второй, ты где? – оглядываясь по сторонам, не вижу Калинина и Тушина.

– Мы вас ждем! – Значит, они где-то впереди.

– Отход! – Пока есть возможность, надо двигаться и двигаться. Нам бы сейчас артуху, но нельзя… Какая глупость! Паранойя. Я до сих пор не сообщил, что веду бой. У меня раненые. Черт, у меня Довыденко…

– Третий, как Эдик? – Я уверен, Кудинов уже должен быть где-то рядом с раненым.

– Тяжелый!

Объяснять больше ничего не надо. Все ясно. Нужна вертушка. К черту секретность, к черту фешника! Всех к черту! Три минуты времени, зацепиться за клочок земли… Сейчас бы старый ВОП – взводный опорный пункт, но откуда он в этой глуши на этом хребте? Но с двумя ранеными на носилках (Чаврин и, надеюсь, Батура не в счет) не оторваться. Вот и мои парни. Все, отход закончен, с тяжелораненым далеко не убежишь.

– Первый! – Похоже, барахлит связь. В моих наушниках хрип, писк, свист. Большой надежды быть услышанным нет, но все же: – Прищепа, как слышишь меня? Прием.

– Первый для командира на приеме. – Не знаю, обрадовал меня его голос или нет. Если ответил, значит, не так далеко…

– Первый, дожидаешься Довыденко и сразу уходишь, как понял меня?

– Понял, сажусь, жду. Забираю. Ухожу.

– Жди. – И тут же говорю следующему: – Второй, берешь Тушина, Вячина, организуете оборону. Гришину – связь. Поторопитесь!

Впрочем, эти команды можно было отдать и так – голосом, до разведчиков, ожидающих меня и бегущего чуть в стороне Тарасова метров двадцать.

Взгляд на местность – вполне, вполне.

– Занять оборону! – на ходу решаю поменять тактику. – Половина магазина, треть ленты – и отход.

Есть или нет вопросы, не спрашиваю, главное, что услышали. Весь план – несколько секунд кинжальный огонь на одном участке, и вся недолга. Кого грохнем – того грохнем и снова отойдем. Пока залягут, пока поймут…