Как Марти, который не слышал начало разговора, сумел так быстро сориентироваться, Анна понятия не имела, и даже не совсем поняла, что конкретно он имеет в виду, но Ясень кивнул согласно:

— Меня удовлетворит такая вира. Но если ты, о женщина, не выпьешь мой кубок до дна, ты останешься здесь, в моем сиде. Таково моё слово.

Анна поспешно оглянулась на Марти. Тот едва заметно подмигнул ей и сказал:

— Этот кубок должен быть не больше того, который выпил ты, и никаких чар не должно быть на нем. — И добавил уже тише: — А то я вас знаю, сейчас ведро притащите.

— Это честный уговор. И хоть Молли поступила со мной не так, я буду честен.

— Я не стану требовать с тебя клятв, — Марти усмехнулся. — Но ты знаешь, куда я пойду, если что. К кому.

— Я буду честен, — повторил Ясень и подал знак.

Ждать пришлось совсем недолго. Еще одна девушка, такая же невозможно красивая, вышла из-за менгира с кубком в руках. Походка у нее была настолько плавная, словно она не касалась травы босыми ногами. Анна невольно подумала, а какого вообще черта этот парень, окруженный такими неземными красотками, спутался с её несчастной тётушкой.

— Пей, — сказал Ясень.

Кубок сида на первый взгляд был немногим больше тех бокалов, из которых Анна пила дома. На той самой кухне с клетчатыми занавесками. Красное питьё в серебряном кубке было налито почти вровень с краями, даже удивительно, что не расплескалось ни капли. Оно казалось тёмным, словно венозная кровь.

Анна осторожно взяла кубок из рук девушки и пригубила.

У рябинового вина сидов был отвратительный привкус дезинфекции из секционного зала.

С трудом Греймур заставила себя сделать второй глоток, потом третий, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота. По телу медленно растекался холод. Хорошо знакомый холод морозильников и прозекторских столов. Когда-нибудь этот холод коснется её голой спины и затылка, а скальпель в чужой уверенной руке сделает Y-образный разрез, чтобы патолог мог начать работу. В этом было что-то успокаивающе привычное.

Анна как-то разом вспомнила обо всех тех, кто оказывался на столе перед ней. Их было… много. Гораздо больше, чем ей казалось. Женщины, дети, мужчины. Старые, больные, здоровые. Совсем младенцы. И единственное, что она могла дать им всем — свой профессионализм, такой же холодный, как железный стол, за которым работала.

Смерть никогда не была справедливой, даже когда приходила из-за стечения естественных обстоятельств. Она всегда забирала. Возможно, у тех, кто был жив, больше, чем у умершего.

Анна залпом выпила всё, что оставалось в серебряном кубке и швырнула его на землю. Пошатнулась, настолько отчётливо и мощно навалилось на неё это ощущение холодного стола под спиной и скальпеля, намечающего разрез на груди. Марти Доннахью подхватил её под руку. Греймур мотнула головой, отгоняя морок. Отстранилась от Марти, выпрямилась и неожиданно для себя самой хрипло рассмеялась:

— Ты спрашивал, что я знаю о смерти? Достаточно! Спорим, я встречалась с ней чаще, чем ты за все свои сотни лет? Каждый день, за исключением некоторых суббот и некоторых воскресений. Смерть из-за естественных причин, в результате патологий, насильственная смерть. Я вскрывала девчонок, которые годятся мне в дочери, старух, стариков, младенцев, сильных мужчин, здоровых женщин, и больных тоже. Это никогда не бывает справедливо, даже если причины логичны и естественны. Знаешь, что тяжелее всего? Возвращать родителям их детей. Говорить, что сделал всё, что смог, и остальное за полицией. Писать в заключении "несчастный случай" и уничтожать саму возможность найти облегчение в поиске виноватого.

Кажется, она говорила слишком сумбурно, чтобы быть понятной. Тем более понятной вот этим парнем, едва ощутившим себя смертным и так испугавшимся этого.

— Тебе вообще не стоило бы связываться с людьми, если тебе так пугает смерть. Наша — всегда с нами, — сказала она зло.

Протез охотника на фей тяжело опустился Анне на плечо. Доннахью проговорил спокойно:

— Она выполнила твоё условие. Тебя удовлетворит такая вира?

— Я сказал, что буду играть с вами честно. Я принимаю эту виру и даю свое прощение Молли, которая обманула и опоила меня.

— Она сказала мне вернуть тебе веточку, — перед глазами плыло, и Анна никак не могла разглядеть лицо Ясеня.

— Она мне без надобности, — сид пожал плечами. — Ты сделала то, за чем пришла. Теперь уходи. — И в самом деле, — хмыкнул Марти. — Пошли отсюда.

Анна кивнула, чувствуя на губах привкус дезинфекции из прозекторской.

Окончательно она пришла в себя уже вечером, когда Марти почти насильно напоил её сладким от отвращения кофе и скормил совершенно неприличное количество тёткиного печенья.

Они снова ужинали снаружи машины, на опушке старого леса, под деревьями, тянущими к далеким холмам чёрные руки ветвей. Помигивал огонёк горелки, на которой Доннахью грел кофе уже себе, от леса ползли темнота и сырость.

— Мерзкая история, конечно, — сказал охотник на фей. — Не стоило пить их вино, но тут даже я не знаю, что можно было придумать лучше.

— Дрянь, — коротко отозвалась Анна. Говорить о рябиновом вине, о привкусе смерти и холоде прозекторского стола под лопатками ей не хотелось.

— Никогда больше не бери ничего их, — Марти вздохнул. — Чем больше берёшь, тем больше принадлежишь этому миру.

— И ты? — Анна заставила себя думать о кофе, горелке, лесе, Доннахью и его внедорожнике, а не о тенях смерти. — А я пропащий человек, мисс, — Марти криво усмехнулся. — Да, я брал кое-что, давно. В пятнадцать, что ли, угодил на пирушку за день до летнего солнцестояния. Пил, и танцевал, только взял сначала слово, что они выведут меня обратно, к нам. Вывели, конечно, не вопрос, но от желания вернуться сюда я так и не избавился. Пробовал завязать, найти нормальную работу, нормальную девушку, потом плюнул. Сейчас, с одной рукой мне и работы хорошей не светит, так что дергаться нечего.

Он замолчал. Анна, к собственной досаде, вспомнила слова Ясеня про однорукого калеку. Ей потребовалось усилие, чтобы не выдать себя, глядя, как Доннахью переливает кофе в собственную кружку.

Он справлялся. Он просто отлично справлялся. Но никакой протез никогда не заменит живую руку.

Охотник на фей перехватил её взгляд:

— Плюнь. Я вру сам себе, и знаю, что вру. Я люблю женщину из сидов, я пил их вино, я сражался на их стороне в той долбанной бойне два года назад, так что про нормальную работу я могу только затирать девчонкам под пиво. Впрочем, нет, кажется, уже и с девчонками всё не так просто.

Он поставил чашку на землю и пожал плечами.

— Нагрей мне еще кофе, — Анна вымученно улыбнулась. — Только сахара половину от прошлой порции.

— Может, лучше виски?

— Можно и виски, — она пожала плечами. Очень хотелось спросить про женщину из сидов, о которой говорил охотник на фей, но Анна не была такой уж близкой подругой Марти Доннахью, чтобы лезть, куда не звали.