И это чувство ужасной заброшенности, одиночества долго преследовало ее. Потом в юности попытка насилия — в парке, когда на нее напали трое юнцов, и лишь счастливый случай спас Варвару от непоправимой катастрофы.

Она замкнулась и жила как по заведенному раз и навсегда ритму. И только удивительное стечение обстоятельств, при которых она познакомилась с Вадимом, привело ее на эту работу. В это место, где она ощущала себя частью коллектива, и не просто его частью, а членом семьи — так будет вернее. И Варвара была благодарна судьбе за это.

Московская область. Наши дни

Вера приехала на дачу уже под вечер. Она могла остаться переночевать дома и дождаться утра. Но ей не терпелось оказаться на даче и попробовать отыскать в старом трюмо потайной ящик или место, где могли быть другие письма.

На даче было все по-старому. Вере на минуту показалось, что поездка во Флоренцию — это сон, приснившийся ей. Но то был не сон, и сейчас ей предстояло убедиться в этом или испытать разочарование.

Она прошла в дом, поставила сумку на стул в коридоре и поднялась наверх. К трюмо. Включила свет. Она помнила, как ей почудился облик другой женщины в зеркале, и помедлила, прежде чем взглянуть в него. Но на этот раз в зеркале отразилась она. Вот только взгляд стал решительней, и еще глаза светились странным блеском. Она вспомнила Паоло, его галантность и подумала, что знаки внимания удивительно красят женщину, придают смысл ее жизни.

Ее руки заскользили по трюмо, ощупывая его. От волнения руки слегка дрожали, внутри был азарт и вместе с тем страх. Страх, что ничего нет.

Руки внимательно изучали ящики трюмо, пальцы надавливали на поверхность и внутренние стороны ящиков. Как с легким звуком-щелчком, что-то поехало внутрь, и Вера слегка вскрикнула. Ящик был с двойным дном. Под деревянной пластиной была полость.

Задержав дыхание, она заглянула внутрь: письма! Они были написаны по-итальянски. Задыхаясь от волнения, она вытащила их и стала жадно пробегать глазами. Она опустилась прямо на пол и стала читать.

…Тимошу я увидела впервые в Сорренто. Прелестное существо! У меня сразу возникла к ней симпатия, да и трудно было не полюбить и не проникнуться расположением к этой молодой женщине, такой смешливой, такой жизнерадостной. Пожалуй, именно бьющая через край жизнерадостность и являлась основной чертой характера Тимоши. Я, разумеется, поинтересовалась: откуда такое странное имя. Вернее, прозвище, ведь звали ее Надеждой. Оказалось, что так, «Тимошами» в царской России называли кучеров с короткими стрижками. А это прозвище Надежда получила, когда коротко остригла волосы по тогдашней моде.

Отсюда и «Тимоша». О, как я узнаю Макса — всему и всем давать свои собственные слова-словечки. Назвал же он меня Дашей…

В чем-то Тимоша была прямой противоположностью Максиму, сыну Горького. Конечно, быть рядом со знаменитым отцом — нелегко. Тем более что никакими талантами Максим не обладал. Но увлекался всем и понемногу. Особенно автомобилями. В нем была детская непосредственность, которая, очевидно, и привлекла Тимошу. Он не был мужиком или мужланом в признанном смысле этого слова. Не было в нем и мужского обаяния, каким обладал его отец. Нет, Максим был вечным ребенком, которому требовалась вечная опека. И в этом смысле ему с женой повезло. Ох, боюсь, я не до конца передаю изнанку их отношений. Хотя все, что происходит между мужчиной и женщиной, мужем и женой, — всегда загадка. Тайна, и немалая. Бывает, посмотришь со стороны — такие противоположности, а живут душа в душу, любят друг друга и не нарадуются…

Тимоша и Максим очаровательно ссорились и тут же мирились. И все так по-детски, непосредственно. Не таясь. И как дети они частенько не уступали друг другу в пустяках.

Но смотреть на них со стороны было приятно. Хорошая пара!

Как-то мне удалось переговорить с Тимошей, когда мы остались наедине. Я заметила, что она неохотно рассказывает о своем детстве и юности, хотя, по ее словам, все у нее было вполне благополучно. Большая дружная семья. Восемь детей. Отец — уважаемый врач. И все-таки она говорила о том периоде жизни как-то мимоходом, вскользь. Уже от других, кажется, от Макса, я узнала что до Максима Тимоша уже была замужем. Но случай этот анекдотический, или фарсовый. Муж напился во время свадьбы и новоиспеченная супруга, испугавшись мужских притязаний от пьяного мужа, выпрыгнула в окно и убежала. Вот и весь сказ… Случай смешной — да! Но при этом рассказе во мне зашевелилось что-то глубокое, непонятное; какая-то странная ассоциация, о которой я вспомнила не сразу. И только спустя время. Наверное, и напишу об этом, когда сформулирую как следует. Не сейчас…

Горький сразу полюбил Тимошу. Ходили слухи о том, что жена сына была его любовницей. Была или нет? Даже не хочу об этом думать и рассуждать, и не выскажу никаких оценок на этот счет. Но руку на сердце положа, скажу: ответ на этот вопрос мог быть как утвердительный, так и отрицательный. Причем в равной степени.

Почему?

Здесь от меня потребуются пространные размышления. Но я буду краткой. Отношение Макса к сексу было спокойное. Без надрыва. Он темпераментный мужчина, но не истерик. Поэтому если что и было — то без лихорадки, которая охватывает все существо человеческое, без жаркого огня. А просто так… Естественно и органично. Боюсь, что я ничего не прояснила, а только запутала. Я только хочу сказать, никого не оскорбив, что секс для Макса был простым удовольствием, ну как хорошая сигара после сытного обеда. Да простят меня поборники гуманизма за это сравнение. И ни в коем случае я не сравниваю его отношение к невестке и к баронессе Будберг! Ох, опять я о ней. Нет-нет, да собьюсь…

Юный Максим талантлив не был, а вот Тимоша рисовала, и весьма неплохо.

Ей даже удавались портреты, что, по-моему, вообще — жанр особо трудный. Мы с Тимошей поближе и сошлись на почве рисования. Где-то даже хранится набросок, сделанный нами с одного вида. Где он, интересно, сейчас? А вдруг висит в залах какого-нибудь музея… Или его вообще уже нет?

Раздался звонок мобильного. Это была Светлана.

— Ты куда пропала? — обиженно спросила подруга. — Должна была сегодня приехать, а не звонишь. Я думала, ты заглянешь ко мне.

— Свет, прости. Так уж получилось. Я тебе все потом расскажу.

— Надеюсь. Ну хоть вкратце-то?

— Свет! Не могу, — взмолилась Вера. — Все потом…

Ей хотелось продолжить чтение писем. Не теряя времени. Это была удивительная захватывающая история любви…

— Ну ладно, — после недолгого молчания сказала подруга. — Не забывай. Звони.

Вера поднялась с пола и, захватив письма, пошла в спальню. Там зажгла ночник и снова принялась за письма. Я бывала у Макса в Сорренто, но эти визиты становились все реже и реже. Макс всегда любил окружать себя самыми разными людьми, кто только к нему ни приходил! И ни бывал у него! И раньше — на Капри. И в Сорренто! Когда я приходила к нему — он представлял меня как своего товарища, итальянку, сочувствующую левым идеям. Как я поняла, у Макса паслись люди различных партийных убеждений и взглядов. Некоторые из них были весьма, по моему мнению, темными и опасными личностями. Но Макса посещали и яркие, интересные люди. Я помню такого человека, как Богданов. Макс говорил, что у него потрясающие идеи, связанные с бессмертием. Пару раз я встретила у Макса масонов и достаточно высокого ранга. Мы, наследники древних родов, хорошо разбираемся в этом. Смешно сказать, я видела даже Ленина. Кто бы тогда мог подумать, что это будущий вождь и правитель одной из могущественнейших держав мира! Мне он не показался значительным или выдающимся. Невысокого роста, рыжеватый (или его волосы приобрели такой оттенок от нашего итальянского солнца) с быстрыми движениями. Смотрел он внимательно, прищурившись, словно желая запомнить собеседника. Позже я часто вспоминала этот момент!