– «Вольных хлебопашцев»… – проронила она с еле уловимой иронией.

– Да, вольных хлебопашцев!

– Но ведь ты и сам не веришь в это! – горячо воскликнула она. – Как могут быть счастливы люди в мире, который будет наполовину искалечен, сожжен, отравлен? Какой хлеб уродится на земле, отравленной радиацией? Как могут быть счастливы мужчины, умирая от белокровия, женщины, рожающие безногих уродов? Ты сам не соображаешь, что говоришь! Ты – болтун! Пустой, напыщенный фразер!..

Лучо бросился на нее, схватил за горло одной рукой, а другой влепил две сильные затрещины. Упав лицом в подушку, Бланка горько заплакала.

– Стерва! – кричал Лучо, злобно пиная ее ногами. – Грязная тварь! Да какое мне дело до тебя, до тех, с кем ты валялась под кустами, и до твоего щенка, прижитого невесть от кого? Какое мне дело до всех прочих сук и щенков?! Я буду диктовать свою волю миру! Мне покорится президенты, премьеры, правительства и армии! Меня будут боготворить и проклинать, я буду поруган, благословен и оплеван, ибо приму на себя грехи всех пяти миллиардов землян и миллиардов, живших до нас, и тех, кто выживет после! Я искуплю их в крови, пожарах и гамма-лучах! Аз есмь воскресение и жизнь! Я – Христос и Мессия нового мира! – кричал он, колотя в грудь рукой, н взор его был гневен и страшен.

– Когда ты начнешь операцию? – устало спросила Бланка.

Взяв ее лицо в руки, он внимательно поглядел ей в глаза и улыбнулся.

– Глупая девочка… Да ведь она уже началась вчера вечером. Теперь пора нам подключаться. Идем, я тебе кое-что покажу!

Сильным рывком за руку он поднял ее с постели и потащил к выходу, приговаривая:

– Сейчас ты увидишь… Ты все увидишь!..

Посмеиваясь, он вытолкнул ее, упирающуюся, из палатки и сам вышел следом.

… И, растерянный, остановился на пороге. Перед ним стояла вся его маленькая армия, сорок с лишним человек в полном воинском обмундировании, с оружием в руках. Лучо не рассчитывал их здесь увидеть. Но его плану они должны были давно пересечь границу и ожидать его приезда на подходе к базе. Бланке же он хотел показать новые ракеты «Стингер», которые им удалось раздобыть за бесценок совсем недавно.

Лучо молча смотрел на своих солдат и читал в их взглядах ненависть и отчуждение. И сам неожиданно почувствовал себя поразительно голым и беззащитным перед ними. От группы отделился Юргенс, потный и взлохмаченный.

– Пойдем, оденься, – буркнул он.

– В чем дело? – холодно спросил Лучо.

– Пойди оденься, – настойчиво сказал Юргенс. – И побыстрее. Нам надо смываться.

– В чем дело?! – заорал Лучо, хватая его за шиворот и притягивая к себе. – Почему вы здесь? Где вы должны были…

– Нас предали, – сказал Юргенс, пытаясь высвободить ворот. – Отпусти!

Отстранившись, он снял пенсне и полез в карман за платочком.

– Я с самого начала говорил тебе, что не доверяю этому негритосу. И Рикки меня предупреждал, что они слишком часто шушукаются с этой толстухой… Я ведь намекал тебе, но ты меня не слушал! Ты был слишком занят своей подругой и писаниной. А потом один знакомый филер сказал, что у всей окрестной полиции есть наши физии. И показал мне весь альбом. Там были все, кроме двоих. И тогда я приставил к нему Лерно, которого он обхитрил, а к ней в сумочку подложил «клопа»…

– Почему ты не сказал мне всего этого раньше?

– Да потому, что ты был слишком занят своими гениальными речами. Ты бы мне просто не поверил. Но теперь у меня есть доказательства.

– Ну?

– Мы были игрушкой, старина, – усмехнулся Юргенс. – Пешками в игре взрослых дяденек. Я слышал до последнего слова всю ее беседу с парнем из военной разведки. Нам готовили западню. Что-то вроде испытания новой оборонительной система. Эта операция так и называлась «Двойной капкан». Нас заманили бы на чистое место, а потом просто изжарили бы заживо! На базе Ситизен-Фоллз хорошо подготовились к нашему визиту.

– Где они? – Они исключительно неудачно угодили под наш броневик.

– Он умер, а она еле дышит. Боюсь, что допросить не удастся. Это конец, старина. Нам надо смазывать пятки и драпать, пока сюда не явилась полиция. А возможно, и армия. Все кончено…

– Молчи! – воскликнул Лучо, всматриваясь в лица своих солдат. Вид его был страшен. На лице его играла гримаса вымученной улыбки. В глазах стояли слезы.

– Да, мальчики, – сказал он тихо. – Вы вправе сейчас пристрелить меня. Небось, думаете, сам-то сейчас балдеет со своей сучкой, а мы должны из-за него подыхать… Да, ребятки, нам натянули нос. И я думаю, что если наш лесок еще не оцепили, то оцепят через час-другой. А расходиться поодиночке – тоже бессмысленно, сцапают по дороге. Так что, в любом случае, нам крышка. Но я… я вам вот что скажу, ребятки, я сейчас валялся с этой девкой, – он схватил Бланку за руку и выволок на центр круга, – и она мне сказала, что у нее будет ребенок. Не знаю от кого. Да она и сама толком не знает. Значит, это может быть и мой сын, и твой, и его, и его… А теперь посмотрите-ка на себя со стороны. Отцы и деды ваши жили, как скоты, как вонючие кроты, копались в земле, выискивая кусок хлеба, а вы сидели в тюрьмах за то, что выступили против бесящихся с жиру толстосумов. Мы с вами переложили немало народа, но ради чего? Ради чего мы взрывали бомбы и похищали министров и миллионеров? Чтобы заработать на этом? Дудки! Мы делали все это лишь для того, чтобы люди оглянулись на себя со стороны, увидели, в каком дерьме и мерзости они живут, чтобы поддать их на борьбу с прогнившим обществом зла и насилия, чтобы ее ребенок, наш сын, рос свободным и счастливым человеком, чтобы ни одна полицейская мразь не смела указывать ему, где ему можно ходить, а где нельзя, за кого голосовать и перед кем гнуть спину. Вот за что мы боролись, вот во имя чего мы готовы были погибнуть, сражаясь.

Так говорил Лучо своим войнам, завораживая их своей страстностью, несокрушимой верой в собственную правоту. И сами себе они казались уже изгоями, уголовниками, наемными убийцами, наркоманами, а борцами за некую прекрасную, хоть и абстрактную, идею, провозвестниками грядущего мира Добра и Справедливости, который они мечтали построить на развалинах нашей сожженной планеты. Воистину, черти знали, чем мостить пути в преисподнюю…

– А кто-то позволил каким-то дядям держать нас за пешек, – завершил свою речь Лучо п посмотрел на Юргенса тяжелым, недобрым взглядом.

– Но у меня не было доказательств… Если б я не завернул ребят, все бы погибли!

– Да-да! – засмеялся Лучо. – Ты вернул их с дороги и привез сюда, и показал им их вождя с голой задницей: смотрите дурни, ради кого вы должны были умереть!

В руке его неизвестно как появился нож.

– Не, нет, Лучо, ты не прав, – бормотал Юргенс, не отводя взгляда от блестящего лезвия, – ты совершенно не прав, я не собирался над тобой смеяться… Ты не прав, Лучо!.. Нет!.. – закричал он. И замер.

И тяжело осел в пыль, суча ногами.