— Если вас станут допрашивать, — продолжила осквернённая, — скажите, что в ту ночь дежурила Восемьдесят Третья, что видели, как та заснула на посту, а вас сопровождал пробравшийся в замок агент Пера.

— Я не понимаю…

— Господин принцепс арестован. О вашей связи с Пером тоже известно, но участие скорпионов пока под большим сомнением. Госпожа, не выдавайте их! Умоляю! Иначе всех казнят до единого. Поверьте, пусть лучше будет так, как говорит Восемьдесят Третья. Живые скорпионы полезнее мёртвых. Наш человек уже в пути, чтобы предупредить Перо. Севир обязательно что-нибудь придумает!

Ровена не верила своим ушам. Быть того не может! Если Максиана арестовали — это полный конец. Скоро их головы украсят колья на потеху прохожим.

Жаль, что не успела отомстить за отца. Жаль, что не смогла услышать предсмертного хрипа твари, отнявшей у неё счастливое детство; жаль, что не смогла увидеть ужас в его глазах, когда топор будет опускаться на его шею, как покатится его голова по эшафоту, как гнилая его кровь зальёт такие же гнилые доски, как станет впитываться в них… Подобное к подобному!

Проклятье! Ведь шаман говорил, что её ждёт победа!

Ненависть, что сейчас пылала в груди нестерпимо жгучим пламенем, могла сравниться только со страхом смерти, что охватил её нутро чёрными щупальцами. Жар и холод боролись в её теле, били ознобом, покрывали лоб липкой испариной.

— Всё кончено…

— Соберитесь, принцесса! — осквернённая с силой сжала её плечи. — Ещё есть шанс спастись, но без скорпионов ничего не выйдет. Наберитесь сил и терпения, держитесь как можно спокойнее, отрицайте всё, что связано с ними — у советника нет никаких доказательств.

Дрожь во всём теле никак не унималась, но в душе Ровена понимала, что девчонка-сервус права: нужно быть сильной, бороться до последнего вздоха и, как сказала Восемьдесят Третья, грызть глотки врагам, пока сама не упадёт замертво.

Может, ещё не всё потеряно! Если скорпионов не тронут, они смогут вырвать её из лап Юстиниана. Чего только стоят Семидесятый с Триста Шестым, не говоря уже о Харо с его меткостью! Все они лучшие из лучших: дядя всегда презирал посредственность, даже в выборе рабов.

Сделав несколько глубоких вздохов, она поднялась и зашагала по комнате. Ужас, что едва не заставил её потерять голову, на удивление начал отступать. Мысли прояснились, перестали скакать испуганными лошадьми, даже дрожь постепенно стихала.

Да, положение незавидное: без Максиана будет слишком сложно, но как знать, может, и ему удастся выкрутиться. Пока неизвестно, в чём его обвиняют, а причастность к заговору ещё требуется доказать. Значит, нужна легенда, и как можно правдоподобнее. Если выиграет время, Севир успеет…

Почему-то опять пришли в голову слова шамана о короне, и на душе вдруг стало легко, будто кто-то из богов вновь вдохнул в неё силы.

Паника ни к чему не приведёт. Она не станет рыдать в подушку — те времена давно прошли. Действовать — вот что сейчас важно! Спокойно, с холодной головой и ясными мыслями, всё остальное второстепенно.

Ровена остановилась и смерила служанку изучающим взглядом. Жизнь любит преподносить неожиданности, и сейчас многое зависело от обыкновенного сервуса — существа, считающегося низшим даже среди своих. Теперь же она — единственное звено, связывающее её с Пером и скорпионами.

— Как мне тебя называть?

— Лия, госпожа.

— Рада нашему знакомству, Лия. Передай Восемьдесят Третьей, чтобы не волновалась. Я сделаю всё так, как необходимо.

Осквернённая низко поклонилась:

— Я восхищаюсь вашим мужеством, принцесса!

Ровена горько усмехнулась: как будто у неё есть выбор! Если даст волю страху, смерть тут же постучится в двери, а так есть надежда, что хоть проживёт чуть дольше. Лишь бы пророчество шамана оказалось правдой. Во всяком случае, сейчас в него верить хотелось больше всего.

Пообещав вернуться, Лия покинула спальню. Ровена безразлично посмотрела на остывающий суп и подошла к окну. Предстояло обдумать, что говорить на допросе — в том, что он будет, сомнений не было. Если бы её хотели арестовать, то давно бы это сделали. Значит, Юстиниан готовит для неё что-то другое, и не факт, что тюрьма оказалась бы хуже.

Гадать об этом было бы глупо — трата драгоценного времени. За ней могут прийти в любую минуту, и к тому моменту она должна быть готова.

Под тяжёлым, не сходящим с неё долгие минуты взглядом Ровена невольно сжималась. Сцепив пальцы, Юстиниан молчал, опустив руки на столешницу.

«Ему всё известно», — крутилась в голове назойливая мысль.

Ровена уже не знала, что хуже — те сальные взгляды, что тот бросал на неё при каждой встрече, или испепеляющая ненависть, готовая вырваться наружу в любую секунду.

Его губы растянулись в подобие улыбки, сильно напоминающей оскал одного из демонов Тейлура, чьё изображение она видела ещё ребёнком и долго потом просыпалась от ночных кошмаров. Теперь же — демон перед ней, и как от него защититься — не имела понятия. Ровена оказалась лицом к лицу со своими страхами, с которыми жила все последние годы, один на один с подонком, отнявшим у неё отца и счастливое детство.

Молчание затягивалось.

— Я растил тебя как собственную дочь, — заговорил он наконец. — Воспитывал… заботился. А ты мне — нож в спину. Такова твоя благодарность, дорогая племянница?!

Ровена молчала.

К чему все эти страхи? Зачем юлить? Перед кем унижаться! Перед этим..? Пусть лучше он её боится!

— Ты убил моего отца! Твоего собственного брата! — гнев и горечь волной нахлынули на неё, утопив в себе осторожность, с которой она пообещала себе действовать, переступая порог кабинета. — За это я должна тебя благодарить?

Юстиниан подскочил, оттолкнувшись руками от стола, тяжёлый стул с грохотом повалился на спинку:

— Да кто ты такая, чтобы судить меня, маленькая дрянь!

— Я та, у кого ты отнял семью! — прошипела Ровена. — Даже этого достаточно, чтобы вырвать твоё гнилое сердце!

На удивление, страх бесследно исчез. На душе стало вдруг так свободно и она почувствовала в себе столько силы, что казалось, могла без особого труда растереть в порошок любого на своём пути.

Пусть делает с ней что захочет: повесит, отрубит голову, четвертует… Да что угодно! Всё равно он останется презренной мразью, как бы ни пытался смыть с себя чужую кровь.

Побагровев от ярости, Юстиниан подскочил к Ровене, схватил за плечи и с силой тряхнул так, что в голове загудело.

— Он вынудил меня! Урсус окончательно свихнулся на этих своих выродках. Да я спас Прибрежье от верной гибели!

— Спас?! — невесело рассмеялась она, с вызовом глядя ему в глаза. — Папа был достойным правителем! А ты ему даже в подмётки не годишься, жалкая пародия на короля!