Как хранители эзотерических тайн для посвященных, как «провайдеры» спасения посредством знаний имама, как носители обещания мессианского свершения и освобождения от мирских тягот и бремени закона исмаилиты являются частью долгой традиции, которая уходит корнями к истокам ислама и даже гораздо дальше и вперед до наших дней, – традиции народных эмоциональных культов, находящихся в резком контрасте с научной и узаконенной религией установленного общественного порядка.

Существовало много таких сект и групп и до исмаилитов, но они первыми создали эффективную и живучую организацию. Это было знамением времени. Первые братства бедных и бесправных были разрозненными и малозначимыми и редко заслуживали упоминания в литературных источниках, что только и могло принести им известность у историков. В разобщенном и небезопасном обществе позднего халифата люди стремились к утешению и уверенности в новых и более сильных формах союзов; такие союзы стали более многочисленными и широко распространенными и охватывали не только низшие и средние, но и высшие слои населения до тех пор, пока наконец сам халиф альНасир, церемонно вступив в один из них, не попытался включить их в аппарат управления.

Эти союзы были разнообразными. Некоторые, в первую очередь, региональными, охватывая города или городские кварталы, с гражданскими, полицейскими или даже военными функциями; другие – в обществе, где профессии часто совпадали с местными, этническими или религиозными группами – могли приобретать и экономическую роль. Часто они выступают как объединения юношей или молодых мужчин, в которых существовали ранги и ритуалы, знаменующие переход в пубертатный или зрелый возраст. Большинство из них были религиозными братствами, объединявшими последователей святых людей и созданных ими культов. Их общими чертами были: принятие верований и практик популярной религии, к которым с подозрением относилась ортодоксальная религия; тесные узы верности своим товарищам и преданность вождям; система приема в члены братства и иерархические ранги, поддерживаемые замысловатыми символами и церемониалами. Большинство этих групп, будучи неопределенно инакомыслящими, были политически пассивными. Исмаилиты со своей воинственной тактикой и революционными целями сумели использовать эту форму организации для длительных попыток свергнуть и сменить существующий порядок. В то же время они постепенно отходили от философской утонченности своих более ранних учений и принимали формы религии, которые были ближе к верованиям, существующим среди братств. В одном отношении, если верить персидским историкам, исмаилиты приняли почти монашеское правление: коменданты их замков не имели женщин, пока находились на своей должности.

В одном отношении ассасины представляют собой беспрецедентное братство – в части спланированного, систематического и долгосрочного использования террора в качестве политического оружия. Душителей в Ираке было немного, и они действовали произвольно, скорее как туги в Индии, с которыми их можно связать. Предыдущие политические убийства хоть и были драматическими, но были делом рук отдельных людей или в лучшем случае маленьких групп заговорщиков, ограниченных как целью, так и результатами. В искусстве убивать и строить заговоры у ассасинов было бесчисленное множество предшественников; даже при возведении убийства в ранг искусства, ритуала и долга у них были предшественники. Но они вполне могут быть первыми террористами. «Братья, – обращался поэт-исмаилит, – когда придет время победы, и нам будет сопутствовать удача из обоих миров, вот тогда один пеший воин cможет вселить ужас в царя, хотя у него есть более ста тысяч всадников».

Так оно и было. На протяжении веков шииты растрачивали пыл и кровь ради своих имамов; безрезультатно. Происходили бесчисленные восстания, варьировавшие от самосожжения небольших групп исступленных людей до тщательно спланированных военных операций. Все они, за редким исключением, потерпели поражение под натиском вооруженных сил государства и порядка, свергнуть который не могли, так как были слишком слабы. Даже те немногие, кто добился успеха, не принесли освобождения сдерживаемым эмоциям, которые они выражали. Вместо этого победители, облеченные великолепием власти и обретшие роль хранителей исламского сообщества, обратились против своих собственных сторонников и уничтожили их.

Хасан-и Саббах знал, что его проповедование не могло выстоять против укоренившегося догматизма суннитского ислама – что его сторонники не могли бороться и разгромить вооруженную мощь государства Сельджуков. Другие до него давали выход своему разочарованию в стихийном насилии, безнадежном восстании или мрачном бездействии. Хасан нашел новый путь, когда небольшая группа дисциплинированных и преданных вооруженных людей могла нанести эффективный удар по численно превосходящему противнику. «Терроризм, – пишет современный автор, – осуществляется узким кругом лиц, вдохновляемых длительной программой широкомасштабных целей, во имя которых и насаждается террор».

«Старец Горы, – пишет Жуанвиль о более позднем вожде исмаилитов в Сирии, – платил дань тамплиерам и госпитальерам, потому что они не боялись ассаси-нов, потому что Старец Горы ничего не добился бы, если бы приказал убить магистра ордена тамплиеров или госпитальеров, так как прекрасно знал, что если он прикажет убить одного, то его место займет другой магистр, и по этой причине он не хотел терять ассаси-нов там, где это не принесло бы ему никакой пользы». Эти два рыцарских ордена были едиными организациями со своими структурой, иерархией и лояльностью, которые делали их неуязвимыми для нападений ассаси-нов. Именно отсутствие этих черт делало разобщенное исламское государство с централизованной автократической властью, основанной на личной и недолговечной верности, особенно уязвимым для них.

Хасан-и Саббах проявил политический талант, почувствовав эту слабость исламских монархий, а также поразительные управленческие способности и дар стратега, пользуясь ею при организации террористических нападений.

Для ведения такой кампании продолжительного террора были два очевидных требования: организация и идеология. Необходима была организация, способная и совершить нападение, и выдержать неизбежный контрудар, а также система убеждений – которой в те времена и в том месте могла быть только религия, – чтобы вдохновлять и поддерживать нападавших на краю смерти.

И то и другое было найдено. Реформированная религия исмаилитов с ее памятью о страданиях и мученичестве, ее обещанием божественного и человеческого свершения была той основой, которая давала чувство собственного достоинства и мужество тем, кто избирал ее, и вселяла религиозное рвение, непревзойденное в человеческой истории. Именно преданность ассасинов, которые рисковали и даже добивались смерти ради своего Владыки, впервые привлекла внимание европейцев и сделала их название сначала символом веры и самопожертвования, прежде чем стало синонимом слова «убийца».

В работе ассасинов были и хладнокровное планирование, и фанатическое рвение. В ней можно вычленить несколько принципов. Захват замков – некоторые из них раньше были логовом предводителей разбойников – обеспечивал им безопасные опорные пункты. Правило секретности – адаптированное из старой доктрины taqiyya – способствовало и безопасности, и сплоченности. Работу террористов поддерживали как религиозные, так и политические акции. Миссионеры исмаилитов находили или обретали сочувствующих среди сельского и городского населения; посланцы исмаилитов приходили к высокопоставленным мусульманам, чьи страхи или честолюбивые замыслы могли сделать их временными союзниками их дела.