Такие союзы поднимают важный общий вопрос, касающийся ассасинов. Из нескольких десятков убийств, зарегистрированных в Иране и Сирии, приличное их количество, по сообщениям того или иного источника, было инспирировано третьими сторонами, зачастую с предложением денежного вознаграждения или использованием других побуждающих мотивов. Иногда рассказ основывается на мнимом признании пойманных и допрошенных реальных убийц.

Ясно, что ассасины как преданные служители религиозной цели не были простыми наемными головорезами, вооруженными кинжалами. У них была своя политическая цель – установление истинного имамата, и ни они, ни их вожди не были орудиями для исполнения честолюбивых замыслов других людей. И все же стойкие и широко распространившиеся рассказы о пособничестве, в которых фигурируют такие имена, как Беркьярук и Санджар на Востоке, Саладин и Ричард Львиное Сердце на Западе, требуют объяснения.

Некоторые из этих рассказов имели хождение, потому что они были правдивыми. Во многие исторические периоды и во многих местах существовали амбициозные люди, которые были готовы прибегнуть к помощи жестоких экстремистов; возможно, они не разделяли или даже им были чужды их убеждения, но они считали, что могут использовать их в надежде, обычно ошибочной, что смогут отказаться от этих опасных союзников, когда те сослужат свою службу. Таким был правитель Алеппо Рыдван – сельджукский принц, который, не колеблясь, из суннита превратился в сторонника Фатимидов, а затем радушно принимал в своем городе ассасинов, которые оказали ему поддержку в борьбе с его родственниками и верховным владыкой. Такими были и интриганы-визири в Исфахане и Дамаске, которые пытались использовать силу и террор ассасинов для собственного продвижения по карьерной лестнице. Иногда мотивом был скорее страх, нежели честолюбие; примером может служить перепуганный визирь хорезмшаха Джелаладдина, о котором писал Насави. Солдаты и султаны, равно как и визири, могли из страха стать уступчивыми, а некоторые самые драматичные рассказы о ловкости и отваге ассасинов, видимо, имеют своей целью оправдать некое молчаливое взаимопонимание между правоверным монархом-суннитом и исмаилитами-революционерами.

Мотивы таких людей, как Санджар и Саладин, чуть более сложные. Оба они заключили соглашение с асса-синами; ни один из них не был движим исключительно страхом за себя или личными амбициями. Перед обоими стояли большие задачи: перед Санджаром – возродить султанат Сельджукидов и защитить ислам от язычников, вторгшихся с Востока; перед Саладином – возродить единство суннитов и изгнать христиан, вторгшихся с Запада. Вероятно, они оба понимали, что после их смерти их царства рухнут, а их планы пойдут прахом. Возможно, они даже сознавали, что временная уступка менее опасному врагу оправдана для обеспечения их личной безопасности, а вместе с этим появлялся шанс завершить их огромный труд по восстановлению и защите ислама.

Для самих ассасинов расчет был гораздо проще. Их целью было подорвать и уничтожить суннитский порядок; если каких-то правителей суннитов можно было путем искушения или террора заставить помогать им, тем лучше. Даже в былые времена их неистовства лидеры ассасинов никогда не презирали помощь со стороны, когда она была близка; позднее, когда они стали реальными правителями территорий, то умело и легко встроили свою политику в сложную мозаику союзов и соперничеств мусульманского мира.

Все это не означает, что они торговали своими услугами или что каждая история о пособничестве, даже подтвержденная признаниями, была правдивой. Лидеры ассасинов могли делать тайные приготовления, но маловероятно, чтобы они информировали реального убийцу о подробностях. Гораздо более вероятно, что ассасин, отправлявшийся на выполнение своей миссии, получал, говоря современным языком, «легенду», историю прикрытия, подразумевающую участие самого вероятного персонажа на месте действия. Это давало дополнительное преимущество, так как сеяло недоверие и подозрения в лагере противника. Убийства халифа аль-Мустрашида и крестоносца Конрада Монферрат-ского являются хорошими примерами этого. Подозрение, павшее на Санджара в Персии и на Ричарда среди крестоносцев, наверное, послужило полезной цели: запутало все и посеяло разногласия. К тому же мы не можем быть уверенными, что каждое убийство, приписываемое ассасинам или даже заявленное ими, на самом деле было ими совершено. Убийство по личным или общественным мотивам было обычным делом, и сами ассасины, вероятно, обеспечивали «легенду» ряду убийств по неидеологическим мотивам, в которых они не участвовали.

Ассасины тщательно выбирали того, кто будет их жертвой. Некоторые авторы-сунниты предполагали, что они вели беспорядочную войну против всего мусульманского сообщества. «Хорошо известно и установлено, – пишет Хамдаллах Мустоуфи, – что батиниты [то есть исмаилиты], да получат они по заслугам, не упускают ни одного случая причинить вред мусульманам любым доступным им способом и считают, что получат за это богатое вознаграждение и щедрую компенсацию. Не совершать убийств своих жертв они считают большим грехом». Хамдаллах, который писал это в 1330 году, представляет более позднюю точку зрения, засоренную мифами и легендами, циркулировавшими в те времена.

Современные ассасинам источники и в Персии, и в Сирии предполагают, что террор исмаилитов был направлен на конкретных людей, осуществлялся с конкретными целями и, кроме некоторых совершенно исключительных взрывов насилия со стороны толпы, их отношения с соседями-суннитами были довольно обычными. Это кажется соответствующим действительности и в отношении исмаилитских меньшинств в городах, и в отношении правителей территорий исмаилитов в их делах с суннитами.

Жертвы ассасинов принадлежат к двум основным группам. В первую входят правители, военачальники и министры; во вторую – кади и другие религиозные сановники. Промежуточная группа, в которую входили городские префекты, тоже периодически пользовалась их вниманием. С несколькими исключениями их жертвами были мусульмане-сунниты. Обычно ассаси-ны не нападали на двунадесятников или других шиитов, а также не обращали свои ножи против местных христиан или иудеев. Было всего несколько нападений даже на крестоносцев в Сирии, и большинство из них, по-видимому, произошли после договоренности Синана с Саладином и союза Хасана с халифом.

Врагами для исмаилитов были правящие круги суннитов – политический и военный, чиновничий и религиозный. Убийства представителей истеблишмента должны были вселять страх, ослаблять и, в конечном счете, свергнуть его. Некоторые убийства были просто актами мести и предупреждения, такие как убийства суннитских священнослужителей, которые что-то сказали или сделали против них, в их собственных мечетях. Других жертв выбирали по более неотложным и более конкретным причинам; такими жертвами были командующие армиями, напавшими на исмаилитов, или жители цитаделей, которыми они хотели завладеть. Тактические и пропагандистские мотивы соединяются в убийствах видных деятелей, таких как великий визирь Низам аль-Мульк, двое халифов, и при покушениях на Саладина.

Гораздо труднее определить источник материального обеспечения исмаилитов. Большая его часть, вероятно, шла из сельских местностей. Главные опорные пункты исмаилитов находились в замках; наибольшего успеха исмаилиты достигали тогда, когда могли опереться на население окрестных деревень для оказания им материальной помощи, а также пополнения их рядов. И в Персии, и в Сирии эмиссары исмаилитов пытались укрепиться в регионах, где существовали старые традиции религиозных уклонов. Такие традиции поразительно живучи и еще кое-где сохранились. Некоторые религиозные произведения «нового проповедования» в противоположность сложному городскому интеллектуализму богословия Фатимидов демонстрируют многие магические черты, связанные с крестьянской религией.