Руки у Джулии трясутся, она не может с ними совладать.

– Что из этого правда, Барри?! Какие воспоминания настоящие?! – У нее истерика. – Наша дочь – она жива?!

– Да.

– Но я же помню, как мы были с тобой в морге. Я видела ее, всю изломанную… Мертвую. Все случилось как будто вчера. Меня тогда пришлось увести. Я кричала… Ты помнишь или нет? Это было на самом деле? Она умерла?

Сидя на диване в одних трусах, Барри вдруг понимает, что во всем этом есть некий кошмарный смысл. Энн Восс Питерс спрыгнула с По-билдинг три дня назад. Вчера они с Меган и Джулией были в кафе. Значит, именно сегодня ночью Барри отправился в свое воспоминание о том последнем вечере, когда видел дочь живой. Наступление этого момента и должно было высвободить память Джулии о той призрачной линии времени, в которой Меган погибла.

– Барри, я что – схожу с ума?

И тут его будто ударяет – если Джулия вспомнила, то и Меган тоже!

– Нужно спешить!

– Что?

Он вскакивает.

– Быстро!

– Барри…

– Послушай меня – ты не сходишь с ума. Ты не чокнулась.

– Ты тоже помнишь, что она погибла?

– Да.

– Но как такое возможно?

– Я все объясню, обещаю, но прямо сейчас нам нужно ехать к Меган.

– Зачем?

– Потому что с ней творится то же, что и с тобой. Она тоже вспомнила, что умерла.

* * *

Барри гонит по Вестсайдскому шоссе сквозь пургу, на юг от Вашингтон-Хайтс и северного Манхэттена. Ночная дорога совершенно пустынна. Джулия держит телефон возле уха.

– Меган, пожалуйста, перезвони, как только получишь сообщение. Я беспокоюсь за тебя. Мы с твоим отцом едем к тебе.

Оглянувшись на Барри, она добавляет:

– Наверняка она просто спит. Сейчас глубокая ночь.

Миновав пустые улицы южного Манхэттена, они въезжают в Нохо. Колеса проворачиваются на скользкой мостовой. Машина останавливается перед домом Меган, и оба вылезают под валящий с неба снег. Барри раз пять нажимает кнопку домофона, никто не отвечает.

– У тебя есть ключ?

– Нет.

Тогда Барри начинает звонить в другие квартиры, пока им наконец не открывают. Дом без лифта, предвоенной постройки и не особо приглядный на вид. Бегом преодолев шесть пролетов темной лестницы, они с Джулией достигают верхнего этажа и бросаются по тускло освещенному коридору к самой дальней квартире. Велосипед Меган стоит рядом, прислоненный к лазу на пожарную лестницу.

Барри барабанит в дверь кулаком. Ничего. Отступив на шаг, поднимает правую ногу и бьет подошвой. Ногу пронзает боль, дверь только сотрясается. Еще удар, сильнее. Створка распахивается, и они с Джулией врываются внутрь, в темноту.

– Меган!

Пошарив по стене, Барри включает свет. Крохотная квартирка-студия. Справа кровать в нише – пустая. Кухонная зона – тоже. Остается ванная. Барри рвется туда, но его опережает Джулия, выкрикивающая имя дочери. В дальнем конце короткого коридора она падает на колени.

– Господи, милая, я здесь, здесь, с тобой.

Барри оказывается рядом секундой позже, его сердце проваливается в пустоту. Меган лежит на линолеуме, Джулия гладит ее по голове. Глаза дочери широко раскрыты, и на один ужасающий миг Барри решает, что она мертва.

Потом девушка моргает. Осторожно подняв ее правую руку, он нащупывает пульс на запястье. Сердцебиение сильное – наверное, даже слишком – и учащенное. Что именно Меган вспомнила? То, как двухтонная махина сшибает ее на скорости в шестьдесят миль в час? Как гаснет сознание? Или то, что было потом? Каково это вообще – вспомнить собственную смерть? Как можно ощутить состояние небытия? Чернота? Ничто? Невозможно себе представить – это все равно что деление на ноль.

– Меган, – осторожно произносит Барри, – ты слышишь меня?

Пошевельнувшись, дочь переводит взгляд на него. В ее глазах появляется узнавание:

– Папа?

– Да, мы с мамой здесь, солнышко.

– Где я?

– У себя в квартире, в ванной на полу.

– Я умерла?

– Нет, конечно, нет.

– Я вдруг вспомнила – хотя раньше ничего такого… Мне было пятнадцать, я пошла в «Дэйри куин», к друзьям. Болтала по телефону, не смотрела по сторонам и начала переходить дорогу. Потом звук двигателя. Я повернулась – фары прямо мне в лицо. Машина сбила меня, я лежала и думала, как глупо все вышло. Было не очень больно, но я не могла пошевелиться, и все вокруг потемнело. Ничего не видно. Я поняла, что будет дальше. Что это конец. Я точно не мертвая?

– Нет, ты здесь, со мной и мамой. И ты совершенно, абсолютно живая.

Зрачки Меган быстро движутся туда-сюда, словно компьютер в ее мозгу обрабатывает данные.

– Не могу понять, что́ на самом деле.

– Ты на самом деле. Я на самом деле. И этот момент – тоже, – говорит Барри, хотя он уже не уверен в своих словах.

Взглянув на бывшую жену, он видит в ней ту, прежнюю, в глазах которой навсегда запечатлелась смерть дочери.

– Какие из воспоминаний кажутся тебе настоящими? – спрашивает он Джулию.

– Они как будто одинаково реальны, – отвечает она. – Слава богу, мы в том мире, где моя дочь жива. Только у меня такое чувство, будто я прошла и через то, другое… Что с нами?

Барри медленно выдыхает и опирается на дверку душевой кабины.

– В… не знаю, даже, как это назвать… в прошлой жизни, в которой Меган умерла, я расследовал одно дело, связанное с синдромом ложной памяти. И кое-что в нем не сходилось. Как-то ночью – конкретно этой ночью, если точнее, – я вышел на некий странный отель. Там меня чем-то опоили. Очнулся я привязанным к креслу. Рядом был человек, угрожавший убить меня, если только я не припомню в подробностях вечер, когда погибла Меган.

– Зачем?

– Понятия не имею. Не знаю даже, как его звали. Потом меня поместили в камеру сенсорной депривации, ввели парализующее, а затем остановили сердце. Во время агонии меня начали преследовать невероятно яркие воспоминания – те, которые я только что описывал незнакомцу. И не знаю как, но мое сознание из времени, когда мне было пятьдесят… оно вернулось назад, в тело тридцатидевятилетнего меня.

Глаза Джулии расширяются. Меган садится на полу.

– Понимаю, как это звучит, но я внезапно перенесся в тот самый вечер. – Барри поворачивается к дочери. – Ты тогда только что вышла из дома. Я бросился следом и перехватил тебя за какую-то секунду до того, как ты оказалась посреди дороге, где тебя должен был сбить «Мустанг». Помнишь?

– Да, кажется… Ты еще очень странно себя вел – слишком эмоционально.