самую презентацию, со временем ее немного модифицируя. Она стала главным его орудием. Она прикладывалась к письмам юристов. Среди сухих адвокатских страниц бросались в глаза все те же фотографии: синюшные руки мертвеца крупным планом производили, естественно, ужасное впечатление.

Я писал статьи, отвечая своим оппонентам. Но оказалось, что рационального диалога по этому поводу вести было нельзя. Поистине неистощимым источником, питающим воображение всех моих оппонентов, была все та же презентация «Ложь Некрасова». О, волшебная сила PowerPoint!

Самым громким эхом этой псевдодискуссии стала перепалка со Световой, Борщевым и Бароновой после показа фильма в рамках Московского кинофестиваля в июне 2016-го. «Человека нашли на бетонном полу, в луже мочи! - истерически кричала Баронова, добавляя, видимо, для усиления эффекта, то, чего не упоминал ни один свидетель: - И кала!» (Психиатр Корнилов, напомню, отрицал и наличие лужи мочи.) Сам по себе человек в такой ситуации умереть не может, подразумевала представительница Ходорковского и на тот момент кандидатка в Госдуму. (Хотя фельдшер Морозов, упомянувший лужу мочи, имел в виду, что это результат естественной смерти.)

Борщев решил уйти на самом интересном месте - когда я перешел к вопросу, почему же он не написал официально в своем докладе (ОНК, 2009 г.) того, на что распространял в устных инсинуациях: что Магнитского избили перед смертью. Видный правозащитник рвался к выходу, переполняемый гневом, который не дал ему ответить на мои нехорошие вопросы. Со Световой спорили о том, осудили ли Магнитского посмертно и откуда она взяла число «восемь», говоря о количестве членов «группы усиления», якобы вызванной доктором Гаус.

Помню, как она ответила «Это неважно!» на мое утверждение, что Магнитского никто посмертно не осудил, и посоветовала мне включить воображение для того, чтобы согласиться с ее выводом, будто «группа усиления», во-первых, была, а во-вторых, состояла из восьми человек.

Пресса о фильме выходила с саркастическими заголовками вроде: «Магнитский умер сам?» Для определенной части публики одной этой фразы было достаточно, чтобы составить отрицательное впечатление о моем фильме. Как смеет Некрасов утверждать, что Магнитский умер сам?! Я оказался в поле, где таких слов и эмоций достаточно, чтобы закопать оппонента и представить, соответственно, в лучшем свете роль Браудера как защитника памяти погибшего друга. Подозревать такого человека в краже может только очень циничный человек с подозрительными мотивами!

Некоторые эпизоды с нападками я вмонтировал в свой фильм - накал страстей достиг таких размеров, что мимо этого нельзя было пройти.

Я включил в фильм сцену, как Алик Гольдфарб, соратник покойного Бориса Березовского и человек, которого я считал своим другом, бросает мне обвинение: мол, совершенно очевидно, есть доказательства того, что Магнитского убили и избили дубинками. И у нас просто на камеру происходит конфликт. Я говорю: «Дорогой Алик, давай конкретно: где твои доказательства? Ты говоришь, что известные правозащитники -Борщев, Светова - свидетельствуют о том, что Магнитского избили и убили. Вот, пожалуйста, их доклад по горячим следам, где упоминаются свидетели Гаус, Марков, Корнилов, фельдшеры и т. д. И вот они их цитируют, цитируют странно, без ковычек, но по крайней мере есть какие-то конкретные свидетельства. Почему Светова и Борщев не написали ни слова об избиении и убийстве?» «Но в прессе они об этом говорили», - настаивает Алик.

Все утверждения правозащитников по делу Магнитского в прессе я знаю наизусть. И все сводятся к одному и тому же набору аргументов и свидетельств. Резиновая дубинка в акте Маркова, фотографии рук трупа... Все из презентации Браудера, которой Борщев потрясал перед камерой той же самой «России 1», в излишне теплых отношениях с которой теперь упрекают меня. Помню, как в тот вечер в Вашингтоне, провожаемый телекамерами российских телеканалов, я думал: если умный, интеллигентный Гольдфарб, ученый-биолог, не способен преодолеть эмоции и политическую ангажированность и согласиться, что черное - это черное, а не белое, то чего мы хотим от толпы, всегда склонной повторять за авторитетом? Вот только в роли толпы мне теперь виделись мои бывшие друзья и единомышленники. Это они теперь топают и улюлюкают и распространяют презентации Браудера «Ложь Некрасова» еще до просмотра фильма. Я знаю, что они не правы в тех вопросах, которые я изучил досконально и о которых они судят лишь по браудеровским PowerPoint. Правы ли они в том, что я переметнулся в лагерь власти?

Нет, конечно. Но я понял, что в споре оппозиционно настроенной интеллигенции с властью первая не всегда права. Я понял это просто потому, что сам был не прав, когда верил в историю Браудера. И это осознание имело неожиданно далеко идущие последствия. Если в споре о версиях дела Магнитского - Браудера правда на стороне власти и подконтрольных ей СМИ, то, быть может, и тезис о том, что большинство россиян - просто зомбированная телевидением толпа, не так уж и безупречен? Что, если люди с отличным от твоего образом жизни, с другими вкусами имеют позицию не менее, а в данном случае, возможно, и более обоснованную, чем твоя? И даже их выбор власти, то, что они выбирают не твоих друзей, а того же Путина, - это их полноценное свободное волеизъявление?

На такие аргументы я сам всегда отвечал, что, мол, никакое это волеизъявление не полноценное, потому что у нас телевидение не похоже на, скажем, британское. Там постоянно подкалывают власть, устраивают острые дебаты. Все это прекрасно. Но, испытав на себе, как эти «острые дебаты» один богатый дядя может быстренько притупить в местах, где, с его точки зрения и с точки зрения властей предержащих, слишком колется, я перестал смотреть на ситуацию со свободой СМИ столь однозначно, как раньше. Но особенно меня поразило то, какими методами пользовались в полемике со мной в самой России уважаемые вроде бы люди из демократического лагеря. Об этом речь пойдет впереди.

Часть четвертая

Как снимался и запрещался наш фильм

2011-2012 годы. Я обдумываю фильм

В 2010 году, когда я впервые проинтервьюировал Браудера, я еще не мог всерьез заняться новой работой. У проекта не было производственной базы, многое предстояло обдумать и творчески, и организационно. Одно я почувствовал сразу: мой фильм о Магнитском не будет делаться в жанре телевизионной журналистики. Затем я около года работал над шестисерийным фильмом «Прощайте, товарищи!» - о закате социализма в Восточной Европе, о последних годах изолированной жизни народов социалистического лагеря и цепной реакции «бархатных» революций. Шестая серия была о конце Советского Союза.

Это была большая работа, финансируемая многими телеканалами.