Браудера. Ничего героического в этом решении не было. Чистая прагматика: документальный фильм о финансисте, этим финансистом профинансированный, никакими крупными фестивалями и телеканалами серьезно не воспринимался бы. Если, конечно, не пытаться такое финансирование тщательно скрывать. Но на практике в Европе это невозможно. Общественное финансирование контролируется таким образом, что каждая организация заглядывает, так сказать, в потоки из всех остальных источников: покажите ваш бюджет, кто и сколько вам уже дал, и мы подумаем, можем ли мы вам чем-то помочь.

Я отвечаю лишь за содержание фильма, и я не занимался его финансированием. Однако после того, как разразился скандал с запретами показов на Западе, обвинениями меня в искажении общепринятой истории Магнитского и домыслами о том, что мотивировало такие искажения, я часто отвечал на вопрос, кто финансировал мой фильм. Вот те организации, которые вложили средства в производство фильма «Акт Магнитского. За кулисами»:

Norsk filminstitutt (NFI, Норвежский киноинститут);

Nordisk Film & TV Fond (Североевропейский фонд кино и телевидения);

Fritt Ord (норвежский Фонд Свободы слова, главная цель которого -«защита свободы слова и самовыражения»);

The Finnish Film Foundation (Финский фонд кино);

Фонд Filmkraft Rogaland (Норвегия);

Телерадиокомпания ZDF/ARTE (Германия/Франция);

Телерадиокомпания YLE (Финляндия);

Норвежская вещательная корпорация NRK;

Телеканал DR2 (Дания).

И после того как мы с Торстейном рассказали в многочисленных интервью, электронных письмах и презентациях о нашем финансировании, после того как информацию об этом можно было получить из вебсайтов соответствующих организаций, из финальных титров фильма, многие журналисты продолжали намекать на то, что к нашему финансированию есть вопросы. Так, опытный журналист «Радио Свобода» Майк Экел написал, например, что с финасированием фильма не все ясно, несмотря на то что Торстейн сообщил обо всех источниках и столь уважаемый коллега, как Сеймур Херш, зачитал список этих организаций перед показом фильма в вашингтонском Newseum, в то время как Экел был в зале.

Май 2013-го. Я встречаюсь с Браудером в Осло

В мае 2013 года я приехал в Осло на общественный форум, набирающий с тех пор все большую популярность, - Oslo Freedom Forum, «Форум свободы», куда часто приезжают российские оппозиционеры. В тот год там был Гарри Каспаров, с которым тогда мы довольно интенсивно общались, оба состояли в российском движении «Солидарность»; дружил я и с его женой Дашей.

Был там и Браудер. На сей раз я хотел с ним серьезно пообщаться, а не просто по-светски поговорить. Попросил его о встрече тет-а-тет. Хотел уже официально сообщить ему, что начинаю снимать фильм и прошу всяческой помощи с документами и контактами.

О встрече мы договорились через его лондонский офис. Мне выделили время и попросили быть пунктуальными, дав всего час на общение.

Мы встретились в ресторане самой известной в Осло гостиницы - Grand Hotel. За достаточно изолированным столиком, удобным для приватной беседы, я рассказал о начавшейся подготовке к съемкам. Браудер очень положительно к этому отнесся. Сразу сказал, что включит меня во всякие свои информационные рассылки. Дал свой личный мобильный номер.

Он еще раз - пунктиром - проговорил историю Магнитского. Историю, как он выражался, расследования гигантского преступления. Он все время проговаривал сюжет, как будто для того, чтобы люди затвердили его уроки. Ненавязчиво, быстро, емко, но настойчиво.

Я, поддерживая беседу и идя навстречу его желанию, задал давно интересовавший меня вопрос, который уже задавал и во время интервью в Финляндии. Я спросил:

- При том давлении, которое вы, Билл, и многие политики в Европе и США оказываете на российские власти, - почему же они не сдают, грубо говоря, вот этих относительно мелких милиционеров? Каких-то никому не известных майоров или там подполковников? В чем интерес высшего руководства России подвергать себя таким нападкам и даже унижению, страдая от всех этих законопроектов и резолюций? Ведь обвиняют всю Россию, всю систему в коррумпированности только потому, что не ведется расследование одной истории.

Тогда я действительно верил Браудеру, что никакого расследования этой аферы века в России не велось.

В первый раз, в Финляндии, он мне ответил на этот вопрос образно: «Пойми, это как вон то кирпичное здание. Вот его строят. Вот уже построили. А тут кто-то захочет кирпичи вынимать. Тут один кирпичик, там один. Здание и обрушится». Все там повязаны, объяснял Браудер. Им нельзя рисковать. Начнут обвинять одного, потом другого - а обвиняемые будут рассказывать, с кем и как они делятся, и система в конце концов рухнет вместе с верхушкой, даже если она прямо ничего не поимела от какой-то конкретной аферы.

В ресторане в Осло я вновь задал тот же вопрос. Помню, Браудер, прежде чем ответить, оглянулся на подошедшего официанта, дождался, когда тот отойдет, и только тогда тихо, вполголоса сказал мне: «А где гарантия, что сам Путин с этого ничего не имеет?»

Я, честно говоря, немного опешил. Удивился. И увидел на лице собеседника реакцию на мое удивление. Мне показалось такое предположение странным - неужели Путину нужны эти деньги из налогового вычета, из делишек каких-то майоров?

Но Браудер продолжил настаивать. Четверть миллиарда долларов, мол, не такие уж маленькие деньги. При этом он подразумевал, что даже для него, самого Браудера, это солидная сумма.

Я отметил тогда, что Браудер начал намекать на прямой интерес российских руководителей, а не просто говорил о круговой поруке, какой-то политической и идеологической целесообразности.

И, как выяснилось, свою идею о прямом интересе Путина Браудер не забросил. Когда начался «панамский скандал», Браудер и его единомышленники, по сути, обвинили в причастности к афере президента России через его друга, виолончелиста Ролдугина, - найдя якобы связь между денежными потоками из «Парфениона», «Махаона» и «Риленда» и компаниями Сергея Ролдугина. Нынешняя версия теперь в своем пределе сводится уже к тому, что Путин защищает майоров, потому что имеет не только политический, но и личный интерес. Или как минимум есть интерес у его самых близких друзей. Вот как высоко теперь метит Браудер, до каких масштабов раздул он свой миф.

Разговор в Осло зашел о политике в целом. Заговорили о Навальном. Мой собеседник сказал, что всем его хвалит и вообще считает Навального самым перспективным российским политиком. И хотя у некоторых есть сомнения по его поводу - сказал он, намекая, кажется, на только что состоявшийся разговор с Каспаровым, - но сам Браудер всех убеждает, что за Навальным будущее. А то, что он заигрывает с националистами, - это правильно, потому что, если ты хочешь быть президентом России, надо быть немного националистом. Вот Навальный сейчас отсидит, говорил Браудер