— Вставай, родная, приехали, — шептал муж. — Измайловский парк, как ты просила.

— Сколько времени?

— Пять минут одиннадцатого.

— Довезите до почтового отделения, — повернувшись к водителю, взмолилась я.

— Не повезу. Уговор был до Измайловского парка, — холодно откликнулся он.

Выпрыгнув из кабины, я побежала в сторону жилых домов, оставив Эммануила объясняться с этим грубияном. Почтовое отделение располагалось во втором доме от метро, я очень рассчитывала, что Вера Сергеевна меня немного подождет, и понеслась во весь дух. Закуривая на ходу, бывшая свекровь шла мне навстречу, и вид у нее был как у человека, покончившего с важными делами и теперь имеющего полное право расслабиться. От быстрого бега я не сразу справилась с дыханием и торопливо шагнула к ней, хватая ртом воздух.

— Ты чего несешься как угорелая? — пуская из носа дым, осведомилась бывшая свекровь.

— Пойдемте скорее получать бандероль, — едва переводя дух, выдавила я из себя.

— Я уже все получила и все отдала, — добродушно сообщила она.

— Кому отдали? — похолодела я.

— Помощнику твоему, Майклу Смиту, которого ты вместо себя отправила. Приятный такой парнишка. Он пришел даже раньше. Объяснил ситуацию, что ты прийти не сможешь, показал документы, все честь по чести, бумагу предъявил из вашего Архива, что он временно к вам прикомандирован. Ты не думай, я расписку с него взяла.

— Давно он ушел?

— Минут пять назад. Пошел в сторону парка. Наверное, на автобус. Расписку-то отдать?

Я махнула рукой и понеслась к парку. А потом остановилась и задумалась. Откуда Майкл мог узнать, что я встречаюсь с Верой Сергеевной и забираю бандероль? Только от Ларисы. Я звонила подруге из комнаты Евгения, говорила по-русски, вряд ли американец мог понять наш с Ларой разговор. А что я вообще о ней знаю? Что она пыталась устроиться на работу к нам в Архив, но не прошла проверку службы безопасности. Что закончила Сорбонну. Сколько ей лет? Кто ее родители? Есть ли у нее родные братья и сестры, кузины, дяди и тети? Столько лет с ней дружу, и ни о ком из родных и близких ни разу не слышала. И потом, ее любовь к Ларисе Рейснер. Любовь странная, завистливая, с элементами ревности. Словно Лара знала ее когда-то, себя с ней сравнивала, и сравнение это было не в ее пользу. Исходя из этого — может ли быть моя подруга Раисой Симанюк? Вполне. И что тогда?

Я достала смартфон и набрала номер помощницы.

— Светочка, как у вас дела?

— Зашиваемся. — В голосе девушки слышалось недовольство.

— Тебе Лара передала, что я буду попозже?

— Передала. Мирослава Юрьевна, она без вас затеяла перестановку, перетаскиваем витрины с места на место. А Лариса ходит и командует. Это же не ее компетенция! Может, без вас ничего не переставлять?

У меня отлегло от сердца — Лариса на работе. Если они заодно, Майкл-Воскобойников, обманом присвоивший молитвослов, обязательно с ней встретится. Надо находиться возле Ларисы, чтобы его подловить. И уговорить отдать расчеты физика Амбарцумяна. А не захочет отдать — отобрать силой.

— Лара знает, как лучше, — успокоила я помощницу. — В выставочном бизнесе она профессионал. Вы, Светочка, ее слушайтесь. А я, как освобожусь, сразу к вам.

Поймав такси, я немного не доехала до Выставочного центра, выйдя за углом и пройдя к парковке с противоположной стороны. Моей машины на прежнем месте не было — должно быть, заботливый Эммануил отогнал ее к дому. Зато машина Ларисы красовалась прямо перед входом. Я заказала «Яндекс-такси» и, переживая, что меня могут увидеть из окон, стала ждать.

Поклонная гора — Царское Село, июнь 1917 года.

— И что же, Михаил Леонидович, неужели больной все слышит?

Пиголович недоверчиво склонил голову и по-птичьи смотрел на Ригеля, сноровисто снаряжающего шприц.

— Больные — это другое, — раздраженно ответил студент-медик, аккуратно вводя тонкую иглу в едва заметную вену Воскобойникова. — Влас не больной. Влас совершенно здоровый. Просто в результате травмы головы впал в кому.

Воскобойникова нашел сторож, обходящий мызу ровно в полночь и проверяющий, никто ли не озорует. Фотограф ничком лежал возле калитки, рядом с ним валялся выломанный из забора стальной прут. Гематома на затылке указывала на то, что кто-то стукнул этим прутом Власа по голове, однако кепи смягчило удар. Кофра с фотографическими принадлежностями рядом с Воскобойниковым не оказалось, из чего сделали вывод, что нападение было совершено с целью ограбления.

— И в коме все слышит?

— Послушайте, вы ходите сюда не первый месяц и каждый раз задаете один и тот же вопрос.

— И каждый раз вы мне ничего не отвечаете.

— Да откуда же я знаю, чудак вы человек? Вы поймите, я никогда не был в коме и не могу об этом судить.

— Тогда вы позволите, я господину Воскобойникову почитаю? Если он все-таки меня слышит, Власу Ефимовичу будет небезынтересно узнать.

— Делайте что хотите, — меняя иголку на шприце и перемещаясь к соседней кровати, устало проговорил Ригель.

Переложив аккуратно сложенную одежду Власа со стула в ноги соседней кровати, на которой лежала плотная широкоскулая девушка, Пиголович придвинул стул к изголовью, основательно уселся, извлек из портфеля пачку бумаг и сообщил, обращаясь к Воскобойникову:

— Это, дорогой мой Влас Ефимович, полученные мною от одного хорошего приятеля из столичного архива сведения на нашего с вами знакомца мага Тадеуша. Начинал наш маг, гастролируя по Германии и Австрии с сеансами месмеризма и гипнотизма. Далее в его активе числится соблазнение баронессы фон Зейдлиц, близкой родственницы Вильгельма Второго.

Архивариус захихикал, интимно понизив голос:

— Дама обратилась к Ченскому за лечением гипнозом, но в процессе месмерических сеансов как-то так получилось, что Ченский женился на баронессе, хотя и был уже женат. Родственники обманутой баронессы подали на двоеженца в суд, и Ченский был приговорен к трем годам заключения в тюрьме Маобит, а также к «потере чести» на пять лет. Как он вам говорил? «Для меня это дело чести!» Хе-хе. А чести-то уже и не было! Потерял-с.

Старик поерзал на стуле и продолжил читать:

— После выхода из тюрьмы наш с вами Ченский отправляется в Париж и проходит обучение в Сорбонне, стажируясь в клинической больнице, где и знакомится с Папюсом, работавшим в стационаре врачом. Погрузив одного пациента в глубокий транс, в котором тот написал: «Сними вуаль с лица Исиды», стажер произвел столь глубокое впечатление на Папюса, что уважаемый маг без испытаний принял одаренного юношу в свою Академию герметизма. Перебравшись в Санкт-Петербург, Ченский начинает издавать оккультный журнал, ту самую «Изиду», и получает известность как спирит и хиромант, за умеренную плату предсказывая будущее и давая советы на все случаи жизни. Клиентам — преимущественно зажиточным мещанам, а иногда и состоятельным дамам романтического умонастроения — он представляется профессором магнетизма, психологии и медицины, хотя ни одно из этих научных званий не соответствует действительности, как и самовольно присвоенный графский титул, закрепленный за собой Тадеушем Чеславичем при помощи приставки «фон». Судя по всему, издательская деятельность вкупе с оккультными сеансами приносит слишком маленький доход, и господин фон Ченский по совместительству объявляет себя частным детективом, после чего берет в оборот главу масонской ложи «Полярная звезда» графа Орлова-Давыдова, выманив у клиента под видом защиты от некоего бельгийского шантажиста крупную сумму денег.