Была бы умная, прошла бы проверку.

Оглядываю ее.

Она в том же платье, что и на фото. Оно ей идет, Эва как с обложки журнала. Как же обманчива бывает внешность, что только ни скрывается за показной невинностью...

Эта тварь не постеснялась… позволила себя отыметь прямо в свадебном салоне, в свадебном платье. А что, прозаично. Вот как знатно она отблагодарила меня за красивую вещицу. Трахнулась с актеришкой.

Перед глазами у меня всё плывет, иду к Эве как в тумане.

Хватаю мерзкую тварь за волосы, собранные сзади в гульку, подтаскиваю к столу и придавливаю к столешнице левой стороной лица, чтобы голова была повернута в нужном мне направлении. Достаю телефон, открываю злосчастное фото и сую ей под нос.

— Что это? — ору на нее во всю мощь своих легких. — Что это, мать твою, такое?!

Продолжаю придавливать голову Эвы к столу, из последних сил сдерживаюсь, чтобы не ударить ее об стол носом. Всё же хочу услышать ее ответ, а она только таращится на телефон и будто бы не дышит.

— Не молчи! — рычу на нее.

И внезапно чувствую, как меня кто-то хватает сзади, оттаскивает. Оборачиваюсь — это Павел с Семёном.

— Вы охренели? — ору на них так, что, кажется, дребезжат стекла. — Я вас уволю! Отпустите немедленно!

Но те, наверное, впервые в жизни даже не думают подчиняться, просто тащат меня в коридор.

— Шеф, успокойтесь… Натворите дел, потом сами жалеть будете… — говорит Семён.

— Ты что себе, мать твою, позволяешь?! — ору на телохранителя. — Тебе кто право давал принимать за меня решения?

— Никто, шеф… — бубнит он.

— Пропусти! — ору на него, пытаясь пройти обратно в спальню.

Однако Семен стоит перед дверью, как истукан, и не пускает меня, Павел к нему присоединяется.

— Потом пожалеете, шеф… — смеет вякать он.

Смотрю на них бешеным взглядом и аж задыхаюсь от злости.

— Вам кто платит? Вы кого защищаете?! Вы хоть знаете, что эта тварь сегодня сделала… Она изменила мне с тем уродом…

— Сегодня? — хмурит брови Семён. — Нет, шеф, сегодня Эвелина Авзураговна никак не могла вам изменить.

— В смысле?

— Ваша невеста весь день была дома, отлучалась лишь ненадолго. Я лично возил ее за платьем, она провела в салоне меньше пятнадцати минут и сразу вышла, попросила отвезти ее домой, изменить никак не могла…

— А это ты видел?

Я тычу в лицо Семёна фото.

— Видно, пятнадцати минут ей хватило… — шиплю зло.

Телохранитель берет мой мобильный, внимательно разглядывает и выдает:

— Фото сделано не сегодня. Эвелина Авзураговна была с гладкой прической, а здесь распущенные волосы… Она и сейчас с гладкой прической, вы сами видели…

Пытаюсь вспомнить прическу Эвы… Да, и правда была гулька, я ее даже за эту гульку успел подержать. Только это ровным счетом ничего не доказывает.

— Долго ли собрать волосы? — хмыкаю зло. — Это дело пяти минут…

— Не сходится по времени… — твердит Семён. — Она пробыла в салоне совсем недолго…

— Трахнуться можно и по-быстрому! — чеканю зло.

— С этим спорить не стану, — кивает телохранитель. — Можно и как кролики туда-сюда, а вот переделать прическу из гульки в локоны, а потом обратно… точно нет, Лев Владиславович, моя жена на это полчаса тратит… Эвелина Авзураговна вошла в салон с аккуратной гулькой и вышла с ней же! И потом, лично я вижу вашу невесту только на одном из этих фото, где она стоит одна. На остальных непонятно кто, лицо же спрятано! А это вообще просто чья-то задница!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Новая информация выбивает меня из колеи. Еще раз пересматриваю фото. Эва как Эва… Ее волосы, спина, попка, родинка… Стоп! Я люблю попку своей невесты и у меня была масса возможностей изучить каждый сантиметр этой интимной части ее тела. Так вот не помню там никакой родинки! У Снегирька идеальная кожа без каких-либо отметин, будто отфотошопленная. Или все-таки есть родинка?

— Пропустите! — командую строго. — Или вышвырну вас со службы с волчьим билетом! Учтите, не пощажу!

Павел с Семёном морщатся, но всё же нехотя отходят в стороны.

Я снова влетаю в комнату. Эвы сначала не вижу, только слышу тихий скулёж.

Иду на звук и нахожу Снегирька сидящей под столом, точнее, оттуда торчит юбка ее пышного платья.

— Вылезь оттуда! — командую строго.

Но куда там, Эва только еще дальше забивается под стол. Тогда наклоняюсь, кое-как успеваю ухватить ее за лодыжку, тащу Снегирька на свет божий. Гигантское платье делу не помогает, подол задирается ей на лицо, она верещит, а я продолжаю тащить.

— Лев, не надо, пожалуйста!

Она кричит, когда я задираю ее подъюбник, стаскиваю колготки с ее филейной части, прямо на полу переворачиваю на живот и рассматриваю кожу. Нет там никаких отметин, не ее задница на фото. Подделка…

Я отпускаю Эву, она тут же натягивает колготки обратно и на четвереньках пытается от меня отползти, но это невозможно сделать в таком платье. Она тянет подъюбник, пытается встать, наступает на него, падает, а я подхватываю. Вместе с ней опускаюсь на пол, пытаюсь обнять.

— Иди сюда, Эва!

Она хочет меня отпихнуть, но силенок не хватает. Ее тело сотрясается от плача, и это рвет мне душу.

Только теперь я замечаю, что у нее вся щека в крови.

Я что-то ей повредил? Но я не мог, я же не бил ее, только прижал щекой к столу…

Поворачиваюсь и вижу, что на поверхности стола лежит что-то странное, испачканное кровью. Отпускаю Эву, подхожу к тому месту, куда недавно ее припечатал, и вижу на поверхности невесть откуда взявшиеся керамические осколки. Это я в осколки ее лицо впечатал и придавил… Бросаюсь к ней.

— Эва... Эва!

Она отбрыкивается.

— Не приближайся! Не трогай! — кричит она не своим голосом.

И при этом рыдает навзрыд.

Я смотрю на ее лицо, еще пять минут назад бывшее совершенным, и диву даюсь. Слёзы, кровь и потеки туши… Лицо Эвы словно отражает уродство моей души.