— Как будто тебе было плохо с отцом… — щурит глаза он.

Не отвечаю, для споров я слишком истощен морально. Просто встаю и ухожу.

— Ты не поел! — возмущается отец.

— Что-то пропал аппетит, — рявкаю зло.

— Прям и сказать при нем ничего нельзя… — кидает он мне в след.

Не обращаю внимания, просто ухожу, стараясь не реагировать.

Отец может думать всё, что ему угодно, а я костьми лягу, но его судьбу повторять не стану. Только как бы мне извернуться, чтобы не повторить? Вопрос без ответа. Пока что, как ни крути, дела у меня со Снегирьком идут паршиво.

Поднимаюсь в спальню и невольно присвистываю. Тут всё как было, так и осталось: перевернутый стул, свадебное платье посреди комнаты, разбросанные вещи. Вспоминаю, как помогал Снегирьку выбраться из этого громоздкого наряда… Никогда не думал, что буду вот так вандально вытаскивать собственную невесту из свадебного платья, сплошь испачканного кровью. Совсем не такую картину рисовало мое воображение.

Вспоминаю вчерашние слезы Эвы, и меня аж всего передергивает. Смотрю на стол — даже осколки всё еще там.

«Проклятые осколки! Проклятый кот!» — ору про себя.

Мне хочется взять этот стол и вышвырнуть в окно, хотя для такого финта он слишком большой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Если бы не это керамическое убожество, мы с Эвой еще вчера помирились бы… Она не обиделась бы на меня так сильно, не пожелала бы разорвать помолвку. А теперь моя невеста — моя любимая невеста! — с ранами на лице в больнице.

— Почему не прибрали?! — рычу, глядя на весь этот беспредел.

Нажимаю на кнопку вызова горничной.

Ко мне является какая-то новенькая, не знаю ее имени.

— Пригласи мне Марину! — рявкаю зло.

Горничная тут же исчезает. Вместо нее со скоростью звука появляется домработница.

— Что прикажете, Лев Владиславович?

— Почему спальню не прибрали? Надоело здесь работать? Или контролировать чистоту в доме больше не входит в ваши обязанности?! Так я вам ваши обязанности заново распишу!

Она смотрит на меня круглыми глазами, прямо как Эва недавно.

— Лев Владиславович, так вы же сами приказали: не сметь заходить в спальню…

— Я приказал?! — Моя бровь ползет вверх.

В этот момент вспоминаю, как поднимался сюда вчера перед тем, как начал разбираться со Снегирьком, встретил Марину, которая зачем-то шла к Эве.

«Не смейте заходить в спальню!» — рявкнул зло.

Да, действительно... Сам приказал… и забыл. Так что, выходит, никто не виноват, что спальню не прибрали. Только я.

Мой взгляд падает на несчастные осколки.

Мысленно представляю, как керамический кот, будучи еще в целом состоянии, достает телефон, собирает кастинг актеров для проверки моей невесты, как оставляет одну в ресторане, чтобы к ней проще было подкатить. Он же маринует ее полнейшим безразличием и потом он же крошится прямо на столе и заставляет ни в чем не повинную хозяйку врезаться в осколки лицом.

Как ни крути, такое керамическому зверю не под силу, каким бы коварным он ни был. Кот ни при чем — ни в целом состоянии, ни в разбитом. И отец в данном случае не виноват, я сам придумал устроить Эве проверку.

Я виноват. Я… Я!

Я — взрослый человек, мне давно никто не указ, и это был мой выбор — не доверять невесте. Я мог постараться решить вопрос как-то по-другому, не травматично для нее, но сделал то, что сделал. Позволил Ванштейну влезть в самые важные в моей жизни отношения. Результат на лицо… Эвы. Ведь это ее лицо пострадало.

Надо как-то с ней помириться, наладить мосты. И я это сделаю, не будь я Лев Величаев.

Глава 29. Новая жизнь, старые страхи

Тот же день:

14:00

Эвелина

— Ты собралась? Пойдем! — командует Лев.

Ни «здравствуй» или «привет»… ничего подобного. Лишь короткое «ты собралась?». Хотя я удивлена уже самим фактом его визита, думала, Лев пошлет за мной Семёна или еще кого-то из телохранителей.

Молча встаю с кровати, беру сумку и почти гордо выхожу из палаты вслед за Львом.

Внизу еще сюрпризы — за рулем он сам, а в машине ни одного телохранителя. Те, что приехали с ним, и другие, что караулили у моей палаты, садятся во вторую машину.

Лев заводит джип, трогается с места.

Впервые вижу, как он водит: аккуратно, медленно.

«Интересно, он всегда так осторожен за рулем или это в мою честь?»

Придет же в голову глупость!

— Эва, как ты? — спрашивает он с чересчур серьезным выражением лица. — Я правда очень сожалею…

Не верю ему ни на грош. Я больше совсем ему не верю! Лев Величаев — жестокий, бессердечный обманщик, и отныне мне нужно держать ухо востро, вырастить глаза на затылке… Хотя растить не надо, они у меня там с детства есть, надо лишь заново их активировать.

— Я нормально, — отвечаю тихонько.

Отворачиваюсь к окну и стараюсь смотреть исключительно на улицу. Мне жутко некомфортно на переднем сиденье рядом с Царем.

Я знаю такой тип людей, как Лев Величаев, знаю и... ненавижу. Пока что он добрый, предупредительный, но может озвереть ровно через три секунды, и тогда будет вполне способен снова сделать мне больно.

Самое ужасное — не знать, что случится в ближайшем будущем. В один момент человек смеется, шутит с тобой, а через секунду в тебя летит тяжеленная книга или хрустальная ваза с конфетами, и после тебе же надо собирать эти конфеты, очищать ковер от осколков вазы, и тебе же эти конфеты потом неделю нельзя есть за то, что обидела маму. А ты, в общем-то, и не хотела ее обижать, у тебя даже мысли такой не было. Просто ты слишком громко засмеялась, отвлекла ее, а у нее в это время рождалась новая гениальная идея для картины. И теперь она стоит над тобой, следит за тем, как ты режешь пальцы об осколки, и кричит, чтобы ты не вздумала испачкать ковер.

Она ведь художница, моя биологическая мама. Особый человек, практически небожитель, высшее существо…