– Большие парки разрабатываются специальными людьми, тут пара доморощенных дизайнеров, умеющих делать альпийские горки, не помогут. Поймите меня правильно: в ваши задачи входит только создать красивые картинки для слушания. А потом мы будем организовывать тендер, проводить оценку и все прочее. Мы в самом начале пути. Этот парк здесь появится не раньше чем через пять-десять лет.

– Десять лет? – вытаращилась Маша, для которой такой срок казался целой вечностью. Гончаров усмехнулся. – Но люди-то хотят, чтобы парк появился через год.

– Люди всегда чего-то хотят, и это всегда проблема. Никто не хочет видеть цельную картину, все смотрят только на свой кусочек пазла. Парк того масштаба, о котором мы говорим, – это огромная задача. Бизнес-планирование уходит порой на глубину в десять-пятнадцать лет, и это совершенно нормально. Только на приведение леса в порядок уйдет несколько лет. Там, где большая часть деревьев погибла, будет наша въездная группа. Ее мы начнем строить уже этой осенью. Мы будем делать в первую очередь то, что приносит деньги. Мы же акулы, не забывайте об этом, Мария Андреевна. – Гончаров специально поставил акцент на имени-отчестве. – Идемте обратно. Ваш хлам приехал, нужно все разобрать.

Гончаров резко развернулся и пошел прочь так, словно больше не хотел ни видеть Машу, ни говорить с ней. Маша стояла на краю изрытого, израненного тракторами поля, держась за березку. Ступня горела от этого бесконечного хождения, но еще неприятнее было странное, необъяснимое чувство вины перед этим дурацким Гончаровым, которое Маша вдруг почувствовала. В чем она может быть перед ним виновата? Какая глупость.

В том, что ошибалась на его счет?

Она смотрела на удаляющуюся с хорошей скоростью крепкую фигуру усталого беспокойного мужчины, о котором она, по-хорошему, совсем ничего не знала. Сколько народных демонстраций он видел? Сколько вопросов одновременно должен был разрешить? Сколько острой ненависти пролилось на него по ходу продвижения его бизнеса?

Странное дело, даже если он хотел бы удовлетворить всех, кто был недоволен поселком, он не смог бы. После трех часов хождения по лесам Маша отлично это поняла.

– Что вы там застряли? – недовольный голос заставил Машу вздрогнуть и поспешить вперед. Эта внезапная слабость напугала ее. Видеть в Гончарове противника было куда проще, а теперь она не знала, что и думать. Сочувствовать? Смешно! Плевать он хотел на ее сочувствие. Хотя… она может сделать все, что в ее силах, чтобы запланировать парк и убедить жителей деревни, что их жизнь с появлением поселка станет легче.

– Я иду! – Маша помахала руками. – Я вас догоню.

– Да уж я подожду.

– Не надо. – Она замотала головой. Ей стоило огромных усилий сохранять непринужденный вид и легкость походки. Ощущение было такое, что она идет по стеклу. Каждое соприкосновение кеда с землей вызывало у Маши непреодолимое желание застонать. Она сдерживалась, конечно. Тем более когда она дошла до хмурого, полного подозрений Гончарова.

– Что опять не так? – спросил он недовольно, и Маша заставила себя улыбнуться.

– Все в порядке. Сколько у меня есть времени на создание красивых картинок?

– Да сколько угодно, – пожал плечами Гончаров, но сам вопрос его явно порадовал.

– Я имею в виду, чтобы успеть к публичным слушаниям, – уточнила Маша. – Я не думаю, что к этому моменту нужны реальные разработки. Но я могу составить предварительный план, разметить зоны, перечислить будущие объекты. И на базе этого создать эмоциональный срез.

– Очень хорошо, – кивнул Николай, приподняв бровь. И Маша не была в этом уверена, но ей показалось, что он улыбнулся. Не сильно, только краешками губ. Но даже в этом случае его лицо смягчалось, теряло жесткость и напряжение. Улыбка придавала Гончарову беззаботности. Он запустил пятерню в волосы и склонил голову набок. – Думаю, вы поняли задачу правильно.

– У меня остались карты. Я бы хотела обсудить с вами кое-что перед тем, как начать рисовать.

– Вы рисуете? – удивился Гончаров, заставив тем самым удивиться и саму Машу.

– А как же иначе? – ухмыльнулась она. – Любой хороший дизайнер умеет рисовать.

– Я думал, что вы все делаете на компьютере. Там же есть целые готовые схемы, проекты. Только остается расставить диваны.

– Расставить диваны… – протянула Маша. – Так большинство людей и воспринимает нашу работу. Забавно. Но смею заверить вас, что эскизы акварелью очень хороши для визуализации даже правильно расставленных диванов.

– А вы только диваны рисуете или людей тоже?

– Если будете меня дразнить, я как-нибудь нарисую и вас! – пригрозила Маша и рассмеялась. – Посмотрим, что вы тогда скажете.

– Я бы с удовольствием взглянул на это, – улыбнулся Николай. – Скажите, Маша, вы что, ногу натерли?

– Что? – Маша вздрогнула, осознав, что последние несколько минут она забылась и вовсю хромала. Она тут же густо покраснела и замотала головой. – Нет, все нормально.

– Почему вы считаете себя обязанной обязательно врать мне время от времени? Вы считаете, я стану меньше ценить ваши профессиональные качества, если узнаю, что вы просто человек и можете натереть ногу?

– Я просто… не хочу грузить вас лишними проблемами, – пробормотала Маша, стараясь взять под контроль непослушную ногу. Гончаров посмотрел на Машу долгим странным взглядом, задумчивым и каким-то уж очень глубоким.

– Кеды – это совершенно неправильная обувь. Так же, как и ваши босоножки, в которых вы приехали в прошлый раз. Ходить тут вам придется много, и обувь должна быть удобной, ходкой и желательно непромокаемой. Перекопанная земля дает чудовищную грязь, а через здешнюю глину вода не уходит в землю. Впрочем, резиновые сапоги мы вам выдадим. А пока… Хотите, я вернусь за вами на машине?

– Нет, не надо. Я… я дойду. – Маша замотала головой, прикидывая, сколько времени она отнимет, если будет тут торчать, ожидая, пока тот сходит за автомобилем и вернется.

– Я могу кого-нибудь вызвать.

– Ага, давайте. Пожарных, полицию, вертолеты…

– Смешная вы все-таки, – расхохотался Гончаров. – Ну, тогда пошли.

Однако уже через несколько шагов Маша прокляла все на свете и то, что она отказалась от щедрого и, как выяснилось, такого необходимого предложения. Идти было невыносимо, нога в кеде как-то неприятно хлюпала, острая боль сопровождала каждое движение. Маша постаралась держаться позади Гончарова, чтобы он не видел ее непроизвольных гримас. Ничего-ничего, ей бы только шаг пройти да другой продержаться. Она справится. Раз-два, раз-два. А как солдаты в армии ходят эти их кроссы по сто миллионов километров?

– Нет, это совершенно неприемлемо! – воскликнул Гончаров, снова остановившись.

– Идите без меня, я сама дойду, – пробормотала Маша зло.

– Вы в курсе, что у вас совершенно невыносимый характер? – спросил он, разворачиваясь. Чего он задумал?