– Вы, разумеется, узнали этот номер?

– Да, господин канцлер. Вот она, эта фибула, была найдена там же, неподалёку от здания вокзала. – Помощник протянул Винсенту серебряную вещицу в сером казенном пакете. – Она принадлежала старшему инквизитору Иоганну, убитому в стычке два года назад в городе Ламиум. С тех пор фибула считается недействительной. Новый владелец был объявлен в розыск, однако после года безуспешных поисков дело отправили в архив. Сейчас по факту заявления святая служба возобновит официальное расследование.

Глава особой службы пристально вгляделся в легко узнаваемую инквизиторскую змейку, словно рассчитывая отыскать у неё какие-то особые приметы. Напрасно. Вполне себе стандартная фибула.

– Вы составили словесный портрет этого псевдоинквизитора? У работников вокзала, должно быть, великолепная память на лица.

– К сожалению, этого нам сделать не удалось, господин канцлер, – отрицательно покачал головой помощник. – Дело в том, что служащий, вступавший с ним в контакт, был найден мёртвым по пути домой из городского отделения инквизиции. Сердечный приступ. Прочие свидетели смогли сказать только, что человек тот был одет в плащ и широкополую шляпу.

– Негусто, – чуть поморщился Винсент. – Надеюсь, за перемещениями инквизиторов уже установлено наблюдение?

– Да, господин канцлер. Как только они затеют какую-нибудь операцию, нам немедленно станет известно. Я также отдал распоряжение об аресте этого подозрительного ювелира, Стефана. Наши люди сразу же отправились за ним.

– Ясно. Можете идти.

Помощник коротко поклонился, щёлкнул каблуками и исчез.

Так. А это уже интересно – какой-то новый след, возможность строить новые гипотезы на базе выясненных фактов. Факты же почти наверняка указывали на связь Стефана с таинственными организаторами покушения. Должно быть, это он изготовил копию «Глаза Дракона», а ячейка использовалась для передачи её заинтересованному лицу. Судя по прямо-таки вопиющей конспирации, Стефан сам не знал, на кого работает и для чего впоследствии понадобится поддельный перстень.

Тем не менее это не объясняет, почему охотникам Кристофера не удалось выбить из него правду. Или глава ювелиров намеренно скрыл от него эти сведения? С какой целью – выслужиться перед лордом? И почему нелегальный ювелир по-прежнему жив, а служащий вокзала, знавший не в пример меньше, мертв? Возможно, потому, что Стефан не такая уж пешка, какой хочет казаться? Или потому, что служащий мог описать внешность не только псевдоинквизитора, но и первого «Стефана», арендовавшего багажную ячейку на две недели раньше прибытия настоящего? Или же при опознании указать, что эти два предполагаемо разных человека на самом деле – одно лицо, которое хочет ввести их всех в заблуждение?

Ещё один немаловажный вопрос – кто тот неизвестный, так неудачно выдавший себя за инквизитора, и какую роль он играет во всей этой запутанной, усложнённой комбинации? Работники святой службы, конечно, наверняка вычислили, кто убил их собрата и использует его фибулу в личных целях, – как-никак, прошло уже два года.

Долгий срок.

То, что неизвестный до сих пор жив и здоров, свидетельствует об определённых талантах… Другое дело, что инквизиторы и не подумают делиться сведениями. Они вообще плохо идут на контакт со светскими, даже с представителями властей, и заставить их, увы, нет никаких возможностей – ни законных, ни незаконных. Проклятые сектанты фанатично преданы своей организации, а та сумела отстоять независимость от государства.

Можно, конечно, попытаться выкрасть нужные данные из архива, как было однажды сделано с перечнем личных номеров фибул. Но это занятие крайне рискованное – в тот раз его агентам просто чертовски повезло. А попадись они на месте преступления – неизвестно ещё, в какой скандал это всё вылилось бы.

Как бы то ни было, картинка вырисовывается крайне нелогичная. По крайней мере, пока никаких однозначных связей между разрозненными фактами выстроить не удаётся. Нужно срочно изучить личное дело Стефана и порадовать его повторным допросом, на этот раз профессиональным – пусть почувствует разницу. И допросить наконец Эдмунда. Как только лорд Эдвард появится во дворце, Винсент будет ходатайствовать о незамедлительном проведении дознания с участием инфанта.

Вернув внимание на доску, Винсент нахмурился. Отвлёкшись на вошедшего помощника, он ошибся, случайно поставив пешку на одну клетку дальше, чем было задумано. Теперь не миновать взятия на проходе! Безупречный эндшпиль был испорчен. Всё предстояло рассчитывать заново, и итог пока был непредсказуем. Возможно, действие затянется. Возможно, победитель и побеждённый поменяются местами.

Однако… канцлера вдруг посетила мысль, интересная в своей парадоксальности. Если каждый игрок без отступлений использует оптимальную стратегию, гарантирующую ему победу, итог партии предопределён. И итог этот можно предвидеть. Нет, не предвидеть – просчитать математически, хоть это и затруднительно из-за огромного варианта комбинаций ходов и позиций. Затруднительно, но возможно.

Но если игрок совершает ошибку? Или действует вопреки оптимальной стратегии – из побуждений альтруизма, сознательно, добровольно не желая получать наибольшую выгоду? Или же, изучая теорию игр, намеренно выбирает вариант, отличный от идеального, надеясь, что появившаяся в результате альтернатива приведет к ещё большему, может быть, абсолютному выигрышу? Или это тот редкий случай, когда человек просто не умеет мыслить шаблонами, алгоритмами, пусть даже давно проверенными и ведущими к успеху? В таком случае предугадать его действия становится невозможно. А тот, кто поступает неожиданно, всегда имеет большие шансы.

Винсент задумчиво постукивал тростью по паркету, внезапно утеряв всякий интерес к происходящему на доске. Взгляд серых глаза отяжелел от нерадостных перспектив, которые открывались перед ним.

Такой противник действительно опасен.

Себастьян закрыл глаза, словно надеясь, что, когда откроет их, неправильная реальность изменится.

Но тщетно.

Впервые он испытал подлинное наслаждение с кем-то, кроме Моник. С совершенно другой женщиной. Несмотря на давнюю смерть подруги, в глазах ювелира это выглядело как предательство. Новое предательство – ни больше, ни меньше. Закусив губу, Себастьян чувствовал, как внутри по этому поводу начинает расти раздражение – на самого себя, на Софию, даже на Моник, которая уж точно ни в чём не была повинна.

Давно ювелир не пребывал в столь отвратительном расположении духа. Внутри словно образовался спутанный, противоречивый клубок чувств, который долго трепал и гонял по полу мелкий пакостливый котёнок. Как теперь разобраться во всём этом? Только собрать по углам ошмётки и вынести вон, потому что привести в порядок уже невозможно.

Себастьян вздохнул. Как только выдастся возможность, нужно будет провести ночь-другую в молитвах и добродетельных размышлениях о вечном. Очистить сознание, вернуть пошатнувшуюся бесстрастность.