Она запретила себе думать о Томасе и вспоминала, как выходила замуж в предыдущие два раза. Тогда ей тоже приходилось вставать на колени и приносить брачные обеты. Когда она приехала из родительского дома в Линкольншир, чтобы выйти за Эдварда Боро, ей было меньше лет, чем сейчас Мег. Тогда ее не терзали никакие сомнения; она с детства знала, что непременно выйдет замуж. В пути на север она не испытывала никаких дурных предчувствий; она не боялась стать женой незнакомца.

– Hoc autem verbum Domini.

– Deo gratias.

Как же невинна она была и как нечестолюбива! И вот как все обернулось… В первый раз она приносила брачные обеты без всякой задней мысли. Но Эдвард Боро умер через два года, ее мать тоже. Потерять мать и мужа в течение нескольких месяцев, в девятнадцать лет оказаться одной на свете… тогда ей казалось, что ничего не может быть тяжелее. Как она ошибалась!

Потом в ее жизни появился Латимер. Он казался таким надежным, его нетрудно оказалось полюбить. Катерина любила его скорее как отца. Но в их союзе главной была его любовь к ней.

Когда Латимер давал свои обеты в часовне замка Снейп, глаза его наполнились слезами. Она прежде никогда не видела, чтобы мужчины плакали; она думала, что мужчины не умеют плакать. Как же мало она тогда знала!

Мысли кружили у нее в голове, как вороны над деревом.

Гардинер умолк, и мальчик запел «кирие элейсон» – «Господи помилуй»; его высокий, звонкий голос вторгся в ее мысли. Рука короля потянулась к ней; открыв глаза, Катерина заметила, что король тоже растроган. На его губах появилась едва заметная улыбка, и на миг Катерине показалось, что перед ней не король, а просто неразумный старик. Интересно, сможет ли она полюбить его как отца? Катерина вспомнила, как он впадал в ярость и становился похож на младенца-переростка или на буйного, задиристого юнца, любителя злых шуток. Ей никак не удавалось примириться с тем, что в нем живут разные личности. Вспоминал ли он своих бывших жен? Ведь до нее он был женат пять раз!

Алтарь был накрыт белой тканью; на ней стоял дискос с хлебом, рядом с ним – потир. Ей делалось все страшнее; она слышала тихий внутренний голос, похожий на голос во сне. Епископ взял облатку. Жених и невеста не сводили с нее глаз. Гулко звонил колокол. Епископ произнес положенные слова. Corporis Christi. «Тело Христово». Наполнили вином потир. Снова зазвонил колокол. Жених и невеста подняли головы. Sanguine Christi. «Кровь Христова». В самом ли деле король верит, что вино превращается в кровь Христову? Она не могла смириться с тем, что человек такого острого ума может поверить в это.

Они говорили о многом, но ни разу не обсуждали всерьез вопросы веры. Считалось, что Катерина исповедует ту же веру, что и король. Но что у него за вера? Месса, которую еще недавно служили на английском, снова читается на латыни, как прежде. Сегодня невозможно себе представить предыдущие десять лет перемен и борьбы. К старости король стал консервативнее.

Тихо позвякивая на цепи, качалось кадило; комнату снова наполнило облако благовоний. Может быть, он боится встретиться с Создателем, помня о тех зверствах, что совершались во имя англиканской церкви – его церкви? Катерине трудно представить, какую ношу он взвалил себе на плечи… Его бремя куда тяжелее, чем ее плащ лицемерки. Она разомкнула губы, и Гардинер положил ей на язык облатку. Она прилипла к небу. У облатки дрожжевой привкус. Она отпила вино. Его мало, едва хватает, чтобы запить хлеб. Во рту металлический привкус, как от крови. Катерина заставила себя вернуться на землю: привкус наверняка от золотой чаши, потира, который Гардинер теперь протирал льняной тканью.

Они встали. У Катерины кружилась голова, вдруг все вокруг почернело; она схватилась за молитвенную скамеечку, чтобы не упасть, и услышала, как король произносит брачные обеты. Голос его доносился словно издалека, с другого конца туннеля. Не успев опомниться, она тоже повторила за Гардинером, как попугай, слова ego tibi fidem[3]; ей на палец надели кольцо, и король прижался к ней влажными губами. Катерина зажмурилась. Дело сделано. Она королева. Она оборачивается к гостям. Все улыбаются и смотрят на нее, склонив голову набок, как на младенца. Интересно, о чем они думают, прикрываясь улыбками? Вспоминают ли они, как в сорока шагах от того места, где они находятся сейчас, с криком бежала по длинной галерее молоденькая Екатерина Говард?

Мег не улыбалась, она даже не смотрела на мачеху; она внимательно слушала Елизавету, которая шептала ей что-то на ухо. Они вдвоем сидели рука об руку и, похоже, были всецело поглощены друг другом. И не подумаешь, что у них такая разница в возрасте. Мег миниатюрна; на вид ей можно дать не больше четырнадцати. Елизавета, напротив, высокая и держится уверенно, несмотря на свой юный возраст. У Катерины потеплело на душе; в некотором смысле девочки стали сестрами. Может быть, Елизавете удастся избавить Мег от постоянного уныния.

Катерину обступили дамы; все взволнованно поздравляли ее.

Король взял ее под локоть и прошептал:

– Кит, теперь ты королева, и им всем от тебя что-то нужно.

Очень своевременное предупреждение!

На банкете – вихрь цветов и звуков. Акробаты ходили по залу колесом, гнулись в немыслимых позах, пожиратель огня заглатывал огненный шар, жонглер ходил на руках, подбрасывая и ловя ногами сразу три мяча. Музыканты играли без остановки. Король сиял; он сидел рядом с Катериной и хлопал в ладоши. Иногда он брал с блюда самые лакомые кусочки и клал ей в рот.

По проходу к ним размашисто подошел Серрей; из-за длинных ног в черных панталонах он был похож на журавля. Он встал рядом с ними и произнес:

Он смотрел на Катерину с ликующей улыбкой. При виде Серрея она снова пожалела, что Уилла нет на ее свадьбе – ему пришлось вернуться на северную границу. Очень жаль, что брат не может разделить с ней торжества. Какой славный день для всех Парров! Только он один из них всех способен в полной мере оценить происходящее. В то же время она рада, что он не ликует рядом с ней.

Она заметила, как смотрит на Серрея Гертфорд. За его взглядом крылась не просто неприязнь, ненависть таилась за вежливыми словами и невозмутимым лицом придворных. Говарды и Сеймуры стали непримиримыми врагами после гибели Анны Болейн, двоюродной сестры Серрея, и возвышения Джейн Сеймур. Они десять лет соперничают за внимание короля. Теперь Гертфорд надеется на козырь в лице своего племянника принца Эдуар да. Но в жилах Говардов течет королевская кровь. После смерти своего отца, герцога Норфолка, Серрей унаследует титул и станет главой рода.