Лапсанг замерла, поняв мой тон:

– Где она?

– В больнице. Она пыталась убить себя.

Ее хвост вздрогнул в ужасе:

– Она… с ней все будет хорошо?

– Не знаю.

Лапсанг ничего больше не сказала. Она только взглянула на кровать, будто впервые в нашей взаимной истории собралась прыгнуть и присоединиться ко мне.

Но не стала. Вместо этого она развернулась и медленно подошла к краю ковра возле холодной железной батареи. Там было прохладнее.

С Шарлоттой все было хорошо.

Не совсем хорошо, но сносно. Она была жива, это главное.

Адам чувствовал себя ужасно.

Конечно, только я знал, почему он в действительности чувствует себя так ужасно. Все остальные считали, это из-за того, как он обращался с Шарлоттой. Не потому, что задержался в парке с Эмили.

Он знал, что следует быть осторожным, держать безопасную дистанцию, и, конечно, я тоже, хотя соблазн вынюхать информацию был силен. Я понял, что должен полагаться на другие чувства.

Если честно, выглядела она плохо. Лицо было бледным, как будто она накрасилась, хотя Адам не сказал, что она похожа на Смерть. Ее голос изменился. В нем был надлом, словно ее прежний голос непоправимо поврежден случившимся.

– Не знаю, почему я это сделала.

Адам запах чувством облегчения, когда она это сказала, словно думал, что все сводилось к нему. Конечно, это было не так. Это было не из-за кого-то из них. Серьезно. Все сводилось ко мне. Такие вещи не должны случаться. Не в Семьях, за которыми присматривают лабрадоры.

Но я не мог понять одного.

Я старался изо всех сил. Я всегда действовал в рамках Пакта. Ну, ладно, почти всегда. И помните, я стал другом Фальстафу, только чтобы добыть информацию. Я посвящал каждую минуту каждого дня безопасности Семьи. Используя тайные лабрадорьи трюки и особый дар. Я не сбился с пути, даже когда мы обнаружили труп Джойс. Я всегда помнил, что наши хозяева-люди стоят на первом месте. И все же где-то я прокололся. Я явно сделал что-то не так.

Но потом, когда дела пошли на лад, я начал переоценивать ситуацию. Возможно, я слишком строг к себе. В конце концов, Семья еще вместе. Шарлотта еще тут. По сути, если подумать, я спас ей жизнь.

Именно так на это смотрели окружающие.

– Именно Принц, знаешь, понял все первым, – сказал Адам Хэлу, когда Шарлотта и Кейт вышли из комнаты.

Хэл ничего не ответил. Он лишь погладил меня по голове. Медленными, осторожными движениями – не как обычно, когда он запускал пальцы в мою шерсть и слегка тряс голову.

– Мы живем с суперпсом, – добавил Адам, подняв брови, надеясь, что Хэл заговорит. Но он все равно ничего не сказал.

Возможно, он пытался понять, что это значит. Как он должен действовать. Или, может, он начинал думать как я. Что разговоры не всегда помогают. Что порой нужно помолчать, чтобы все наконец исправилось. Или стало как раньше.

Через пару дней после того, как Шарлотта вернулась домой живой, все еще было шатко, и Адам с Кейт явно не знали, как справиться с ситуацией. Адам думал, что они должны тщательно наблюдать за Шарлоттой, а Кейт считала, что именно из-за этого все и случилось.

– Адам, неужели ты не видишь – она задыхается, – сказал Кейт, поправляя раму Семейного портрета. – Ей тринадцать, ей уже нужна свобода.

– Ну, мы же не можем позволить ей буйствовать?

– Я не говорю, что она должна буйствовать. Я просто считаю, что мы должны быть осторожными. Не столь деспотичными.

– Так ты говоришь, что это я виноват.

– Вовсе я этого не говорю.

«Ну же, – вилял я хвостом. – Это никому не помогает». Они меня не слушали, а просто продолжали огрызаться друг на друга, давая голос всяческим противоречиям, ощущавшимся в воздухе. Но конечно, это были противоречия, которые простирались за пределы их спальни во внешний мир. Мир без лабрадоров. И я знал, где был центр этих сил. Они жили в парке, в большом современном доме, который отбрасывал длинную тень.

Той ночью Шарлотта проснулась в слезах. Она пошла в спальню родителей.

– Шарлотта, в чем дело?

– Мне приснился кошмар, – сказала она, плача. – Вы с папой разошлись из-за меня, и я не могла вас больше увидеть, потому что всякий раз, когда пыталась выйти из комнаты, за ее пределами ничего не было.

– О, дорогая, иди сюда. – Шарлотта уткнулась в пижаму матери. – Это всего лишь сон. Все хорошо.

– Но я беспокоюсь, что вы с папой разведетесь, и все из-за меня.

– Разведемся? – спросила Кейт в показном ужасе. – Этого никогда не произойдет, мы семья. Крепкая семья. Мы останемся вместе.

Адам поморгал, проснувшись, и спросил в сонном тумане:

– В чем дело, милая?

– Я напугалась, – объяснила Шарлотта. – Я подумала, что семья распадается, и все из-за меня.

– Я сказала ей, что это глупая мысль, и ничего подобного никогда не случится, – заметила Кейт.

– Мама права, – пробормотал Адам в подушку. – Мы будем последним семейством в Англии, которое распадется. – И еще более сонным голосом:

– Последним… – он вновь провалился в сон, пока Кейт обнимала дочку.

Я стоял в дверях, незамеченный, виляя хвостом как можно сильнее. Вилял, колебал воздух, изгонял мысли и сомнения. Гнал прочь возможность, которая начала закрадываться в мой разум. Я даже не обдумывал ее ни секунды. Ведь это была чушь.

Пакта будет довольно. Конечно, будет. Должно быть, ведь на что еще можно было бы опереться? На что еще?

Краткое размышление об этой последней идее вызвало у меня рвоту, оставив липкую белую лужицу на ковре.

– О, Принц, – воскликнула Кейт, как только заметила.

– В чем дело? – спросил Адам, все еще сонный.

– Это Принц. Его вырвало на ковер.

– О, что ж, – вздохнул он. – Подождет до утра.

– Нет, – сказала Кейт, освобождаясь от Шарлотты и откидывая одеяло. – Я должна убрать это сейчас.

Хэл мало что говорил в следующие несколько дней после того как Шарлотта пыталась убить себя. Он только просил разрешить ему погулять с другом, Джейми.

Разрешение обычно давалось, хотя Кейт замечала, что Джейми имеет «плохое влияние» на Хэла и лучше бы он поменял друга. Я понял, что это значит, в первую субботу после попытки самоубийства Шарлотты.

В доме все уже спали, когда Хэл вернулся через заднюю дверь.

Он посмотрел на меня большими, как фрисби, глазами, и закрыл дверь. Пока он пробирался через кухню, я чувствовал его растерянность, будто он пришел не по тому адресу.