Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К концу месяца Пряник слегка ожил. И Дора уже понадеялась, что его апатия была лишь временным досадным недоразумением.
Повод для беспокойства вернулся в последний январский день, когда Зоя отвела её в сторону после работы и попросила:
– Слушай. Ты не могла бы на мою Нереиду взглянуть? Какая-то она совсем вялая в последнее время. Вожусь я с ней не меньше, чем обычно. Наоборот, сейчас даже чаще дома бываю. Ялик мой домоседом оказался, ему бы больше на кровати под пледом перед киношкой посидеть, а не на танцполе… В общем, мы с ней гуляем каждый вечер, кормим, и всё такое, но она словно бы интерес ко всему теряет. А куратору пока звонить боюсь. Вдруг отберут или отштрафуют? Или ещё чего-то…
– Лучше бы, конечно, позвонила. Но я готова с ней встретиться, – улыбнулась Дора.
Но пока она дошла до подруги, не раз убедилась, что со златокрылами всё же творится неладное.
Да, Пряника она более или менее взбодрила, но все приятели по прогулочной площадке, которую она для себя недавно открыла, жаловались, что экзотичного питомца из любимого угла не вытащишь. Даже комнаты-антигравы их не радовали. Даже самочку никто не просил.
– Может, они – как медведи? – предположила Зоя, когда одним февральским вечером Дора наконец зашла взглянуть на златокрылку. – Спят зимой? – и кивнула на полусонную Нереиду.
Златокрылка ответила затуманенным взглядом.
– Ни разу не слышала о таком, – покачала головой Дора. – Мне кажется, это – ненормально. И это меня пугает.
– Ну, они же до конца не изучены… Может, раз в несколько лет и притворяются медведями… А может она меня к Ялику ревнует? Вскоре после его появления это и началось…
– А Пряник к кому ревнует? Я ему всё свободное время стараюсь уделять, а он всё равно хандрит. Хоть и не так сильно. И все с нашей площадки о том же говорят. Кураторы только руками разводят. Не сталкивались раньше с подобным.
– М-да, странно, – Зоя взъерошила пепельные волосы. – А может, прав тот кругломордый с ТиВи? Может, им не место на Земле? И от их присутствия всем только хуже – в том числе, и им самим?
– Это какой ещё кругломордый? Филип Огаров, что ли? – Дора нервно рассмеялась. – Не уж, поверь мне, этот ни в чём не прав! Я даже не слушаю бред, который он несёт. Если вижу его рожу на экране, сразу канал переключаю.
– Ну ладно, зато помощник у него симпатичный. Молоденький, милашка такой…
Дора метнула в подругу гневный взгляд. Она не опозналась: каким-то образом её воздыхатель – юный алкоголик Артемий – умудрился прибиться к Филипу. И теперь, как и покровитель, нёс с экрана всякую чушь, да ещё и её приплетал. Хорошо хоть имени не называл.
– Ладно, ладно, не горячись, – сдала позиции Зоя. – Подождём весны. Наверняка, они весной взбодрятся. Вся же природа просыпается. Хочешь коктейль?
Дора улыбнулась и кивнула.
Но на душе словно тучи сгустились.
Январь, 42 год н.к.э., Артемий
Сбылась мечта!
Он переехал на вторую полосу! В последнюю неделю января свершилось то, о чём он мечтал всю жизнь. Он живёт в нормальном мире. Какая же красота вокруг! Все одеты красиво, у самого куча рубашек со штанами – разноцветных и прочных, хата нормальная – большая, есть, где развернуться. На улицах – беседки с подогревами, бот-чистильщики везде. Идёшь, и человеком себя чувствуешь. Если надо переговорить с кем-то – не мёрзнешь, как идиот.
Ему говорили: понадобится время, чтобы привыкнуть к новым условиям… К чему тут привыкать? Вот к третьей полосе он никак привыкнуть не мог, хотя и жил на ней с рождения. А к хорошему привыкнуть – это он мигом. Несколько дней на второй полосе, а ощущение – будто домой вернулся.
Но главное, здесь к нему возвратился вкус к жизни. А то ведь – услужил папашка… Артемий взгрустнул, вспоминая…
Первые три дня жизни со златокрылкой прошли без особых изменений. А потом начался кошмар. Артемий проснулся, словно после тяжёлого бодуна, хотя накануне и капли не выпил. И нет, ни в одном похмельном бреду ему не было так… пусто и противно на душе, словно кто-то разом высосал из него все чувства. Всё хорошее, что было в его жизни. Да и плохое – тоже. И не осталось ничего, кроме чёрной дыры в груди.
Артемий едва добежал до унитаза – его стошнило.
– Наверное, съел что-то не то, – пробормотал он в пустоту.
Но к вечеру лучше не стало. И к следующему утру – тоже. И к следующему…
Первые пару дней он не связывал своё состояние с папиным подарком. Гулял с Фео, кормил, пытался с ней общаться. Даже просил помочь – избавить от гнетущей пустоты. А она только смотрела, прищурившись. Высокомерно как-то смотрела, с презрением. Или казалось?
На вторую неделю совместной жизни с Фео неладное заподозрил не только Артемий, но и его друзья. Он не приходил на вечерние посиделки с гитарой и пивом, не отвечал на заигрывания девчонок, в универе уже неделю сидел отдельно ото всех мрачный и нелюдимый, а после занятия стремглав мчал в свою общажную комнату и запирался там.
И взгляд златокрылки становился всё высокомерней и презрительней.
Похоже, дело именно в ней. Артемий уже и не сомневался. И что делать? Позвонить отцу? Обидится, решит, что сын всё выдумывает, лишь бы от подарка отказаться…
Позвонить куратору? Да, пожалуй. Отец говорил: чуть что не так, звони. И контакты оставил. Знать бы, куда они потом делись… Артемий вяло ковырялся в слимфоне.
– Я же должен был записать… Так, буква «К»… Никакого куратора. А звали его как? Не помню… Буква «З», буква «Ф» – ничего. Может, я и не записывал ничего пока? Отец в какой-то мессенджер скинул контакты, поищем… «Отец»… Что здесь у нас?..
В нос ударило вонью, и вместо переписки с отцом на экран слимфона выскочила тупая улыбающаяся рожа и сообщила, что «теперь у вас есть возможность смотреть шоу «Тортом в рыло», которое раньше было доступно только высшим полосам!»
– Вонючая реклама! – скривился Артемий и уже готов был отключить ролик, как что-то привлекло его внимание.
На экране пучил глаза круглолицый мужчина с серой родинкой на щеке и торчащими волосами, доказывая, что все вокруг ошибаются насчёт – Артемий ушам не поверил