сильными мужчинами женские слёзы. Юрий Гандз, – он протянул девушке руку. – А вас как зовут?

– М… Мари, – выдавила она.

– Отлично, Мари. Теперь, когда мы знакомы, ты примешь от меня помощь в кредит?

– Но… Вы же совершенно меня не знаете. Вдруг я просто исчезну с вашими кредитами?

– Мы сию же минуту заполним с тобой анкету и отправим запрос на работу. Ты укажешь меня в качестве поручителя. И, когда тебе предложат рабочее место, я буду об этом знать. Когда ты устроишься на работу, я буду об этом знать. А если не устроишься, – Гандз развёл руками, вскинул брови и «страшно» выпучил глаза, – найду тебя на обочине и там уж сниму свою плату сполна!

Мари не выдержала и рассмеялась.

– Но, – Гандз откинулся на спинку стула, – уверен, до этого не дойдёт. Иначе, ты бы уже сегодня тряслась в своём жутком автобусе.

Мари смерила его долгим взглядом.

– Почему вы мне помогаете? То есть… Мало ли на свете плачущих девушек. Мало ли их уезжает на обочину. Вы же не всем на выручку бросаетесь? Или всем? Но тогда бы у вас уже и кредитов не осталось…

– Не всем, конечно. Хотя и хотелось бы, но… – Гандз задумался.

Как объяснить ей про фонтаны? Как показать мир глазами удивительного золотокрылого существа?

Он вздохнул.

– Считай, что я вижу чуть больше других. Я старше и опытнее, и умею сложить два и два. Ты и пары часов не выдержишь на обочине. Ты получишь не быструю смерть от отходов, а долгие дни бесконечного ада. И дороги назад не будет. Стёртые не возвращаются. Полустёртые, впрочем, тоже – но им там в разы тяжелее. А главное, здесь у тебя ещё есть перспективы. Это я тоже вижу.

– Значит, если бы я выглядела более матёрой и менее перспективной, вы бы прошли мимо?

– Анкету заполнять будешь? – Гандз включил эйртоп и изогнул бровь, изображая нетерпение.

Мари кивнула.

И взялась за дело.

Март 42 года н.к.э., Филип

Он решил бороться с врагом его же оружием.

Первым делом взял желторотого щенка под своё крыло, присвоив тому собственный код. Потом, под этим соусом, занялся вопросом переселения Артемия на вторую полосу. Чем он хуже Гандза? Тот пиарится на третьеполоснице – поклоннице златокрылов, а он взял в оборот третьеполосника – противника чудовищ. Простите – любителя орхидей!

Когда он только получил письмо от щенка с глупостями об орхидеях и ещё какой-то траве, то подумал, что его разыгрывают. Но всё же что-то сподвигло его перечитать письмо ещё раз. И ещё раз. И с каждым разом всё яснее становилось, что значение имеют лишь последние строчки. Где говорится о странно ведущем себя златокрыле.

Филип решил встретиться с юнцом. В крайнем случае, если тот окажется шутником, вышвырнет щенка на обочину отходы убирать. Света белого невзвидит, уж точно не до шуток станет…

Но нет, щен оказался вполне себе вменяемым, понятливым и управляемым. Филипа слушал с открытым ртом, когда узнал, что на ТиВи попадёт и покровительство получит, чуть ли не пятки лизал. Был бы бабой, вообще бы цены ему не было!

И случилось невероятное.

К Артемию начали прислушиваться. Говорил он, вроде бы, ровно о том же, о чём и Филип, но если над Огаровым смеялись, то несчастного третьеполосника, пострадавшего от коварства инопланетных чудовищ, приняли благосклонно. И ему поверили! Не в первую же минуту, разумеется. Постепенно, шаг за шагом – с каждым его появлением на ТиВи верили всё больше.

Артемий рассказывал, как златокрыл разлучил его сначала с любимой девушкой, потом – испортил отношения с отцом. Инопланетный захватчик загнал отца в долговую яму, – здесь щенок с гордостью демонстрировал чеки анонимных кредито-переводов. Мол, помогаю бате, несмотря на то, что крылатая тварь настроила отца против сына. И наконец Артемий красочно живописал, как сам страдал от губительного влияния златокрыла. Как не решался выступить против чудовища – батин подарок, всё-таки.

Удалось найти и опросить нескольких студиозов – одногруппников Артемия, – и те подтвердили, что получив златокрыла, их приятель стал словно сам не свой.

При этом щен умел прямо-таки умильно краснеть и запинаться перед камерой – так что, в итоге в его искренности сомнений не оставалось. Даже у закоренелых скептиков.

Юные барышни рыдали, слушая его истории. Вслед за ними зарыдали и не юные. А потом и все остальные подтянулись…

Поклонницы выстраивались в очередь, чтобы только взглянуть на Артемия вживую, заваливали его ящик письмами и фотками собственных трусов, и фотками без трусов – тоже. Филип не удержался и сам однажды засадил юнцу. Не баба, конечно, но сойдёт. Всё лучше, чем Пятьеног.

Как он взвыл тогда!

Но ничего, стерпел, хоть и побагровел сильнее обычного. И после этого подобострастия в щенке поубавилось. Стал смотреть чуть ли не с вызовом, перечить то и дело благодетелю. О собственном достоинстве вдруг вспомнило ничтожество третьеполосное.

Впрочем, Филипа всё это только раззадорило. Продолжи Артемий лизать ему пятки и заглядывать в глаза, он бы и не посмотрел на него больше. Всё-таки он по бабам всегда был… Но строптивость его заводила… Придётся щенку потерпеть и повыть ночами немножко. Кто его из грязи вытащил? Вот, пусть не зазнаётся и знает своё место.

Щенок немного побрыкался, пытался угрожать даже, бестолочь. Потом присмирел. Стал больше напоминать верного, хоть и не сильно дружелюбного пса, чем восторженного обожающего хозяина щена.

В итоге Филип даже разрешил ему пользоваться девками-поклонницами. Правда, ни одна барышня больше, чем на одну ночь к кумиру не допускалась. Да и той приходилось проходить «тщательное собеседование» у Филипа.

Артемий долго глазами лупал, пытался понять, что за собеседование такое? Щен – он и есть щен.

Неужто думал, что Филип будет обходиться одной лишь щеновой задницей, пока сам юнец вкушает плоды славы, развлекаясь с сочными красотками? Разумеется, все эти красотки должны сначала удовлетворить Филипа. А потом уже можно и к Артемию.

А не нравятся условия Филипа, значит – не жаждешь по-настоящему и Артемия. Значит, пошла вон, дура. Самые борзые и крикливые и вовсе незаметненько перекочевали в Филипов салон для извращенцев на обочине. Пусть теперь там выступают с громкими заявлениями: «Мол, отомщу, разоблачу…»

Попутно Филип с удовольствием наблюдал, как Артемий отыгрывается за собственное унижение на угодивших в его постель влюблённых дурёхах. Что ж, из щенка всё же может вырасти вполне достойный пёс.

Филип даже попытался пристратить подопечного к ещё одной своей любимой забаве – боям псов-биомехов. Внешне эти красавцы напоминали доберманов, только были больше, зубастей, свирепей. С