Антон, услышав про то, что город уже им интересовался, сник, но потом, видимо, что-то решив, заговорил. Рассказ его был отточенный и ясный. Чувствовалось, что ему уже приходилось излагать его не один раз. Но это как раз было понятно. Не ясно только было, что заставило его пойти на этот отчаянный шаг, на побег. В сухом повествовании отсутствовало главное — мысли и чувства самого беглеца, его мотивы.

Петрович, внимательно следя за лицом этого городского электрика, пытался понять, что он скрывает. И в какой-то момент он внезапно понял, что тот, видимо, ни за что добровольно не признается в причинах своего поступка. Возможно, он и сам их не вполне осознает. «Молодость, молодость!» — подумал Петрович и, еще не признаваясь в этом самому себе, решил, что поможет Антону. Поможет, просто чтобы снова прикоснуться к безумию поступков своего собственного прошлого.

Присутствие в рассказе Антона некоего Михаила из той Балашихи внезапно добавило в ситуацию некоторой интриги. Дело в том, что последний, а судя по описанию парня, в этом не было ни малейших сомнений, был хорошо известен среди диких. Его авторитет базировался на фундаменте ненависти городских к этому человеку. Последняя же, в свою очередь, питалась его злыми и едкими статьями, которые тот распространял в доступной части сети и которые очень метко высмеивали фундаментальные принципы городского существования. Особенно бесило город то, что Михаил не был просто памфлетистом или даже писателем, насмехавшимся над чуждым ему образом жизни. Он был вполне себе талантливым ученым-самоучкой, психологом, посвятившим себя изучению социальных аспектов поведения людей.

Чтобы противопоставить что-либо таланту писателя, достаточно другого таланта — а их хоть пруд пруди. Для того чтобы противопоставить что-то научным данным — необходимы другие данные, другая реальность. А ее-то и не было.

— А почему вы решили, что я могу не дойти до поселка? — поинтересовался приободрившийся Антон, когда стало понятно, что возвращать его городу никто не собирается.

Максимов, завладевший наконец рукой парня, отвечал между делом, аккуратно снимая затвердевший бинт:

— Ну, потому что ты скоро заболеешь, — он отмотал очередной виток окровавленной повязки. — Терпи, — Антон поморщился, а врач продолжал: — И будешь болеть еще и еще, чем дальше, тем легче. Если, конечно, тебя будут лечить, и ты не помрешь сразу же.

— Ну, я же не заболел в первый раз!

— Серега, тащи большую аптечку, — скомандовал врач периодически шуршавшему в кустах бойцу.

— Не успел просто, — ответил за него Зимин.

— Ты вообще когда-нибудь болел? — спросил у растерявшегося парня Петрович.

— Нет, — протянул тот.

— Счастливый человек! — воскликнул Зимин.

— Болезнь, молодой человек, естественный процесс взаимодействия нашего организма с окружающей средой, при нормальных обстоятельствах гармонизирующий эти отношения. Строго говоря, мы болеем постоянно, и благодаря этому наш организм способен формировать свою защиту — иммунитет. Когда по каким-то причинам он сталкивается с новой угрозой или оказывается слишком слабым, мы теряем свою способность к естественному уровню жизнедеятельности. Раньше именно это и называли болезнью. Сейчас, я бы сказал, что вы уже больны — просто еще не осознаете этого. Но очень скоро начнется сражение — вы против бесчисленного сонма инфекций. И конкретно в вашем случае без помощи врача вам угрожает реальная смерть, — монотонно бубнил Максимов, довольный тем, что разговор зашел на его любимую территорию, обрабатывая ранку на руке Антона.

— Почему это?! — прогноз врача возмутил и, похоже, немного напугал Антона.

— Потому что вы из города. Много лет назад там победило плохо образованное истеричное большинство носителей того, что известный вам Михаил называет «бабским психотипом». Им очень не нравилось болеть, как, впрочем, и любому человеку. Но они не желали понимать того, что это естественная и абсолютно необходимая часть жизни. Они решили отгородиться от болезней с помощью санитарных мер и карантина, а в результате отгородились от жизни.

— Короче, Склифосовский! — вмешался Зимин. — Нет у тебя иммунитета, парень, потому что ты всю жизнь провел как в аквариуме. И теперь для тебя то, что для нас фигня, — смертельно опасно.

— Но нам постоянно делают прививки! Вакцинируют то есть. Почему обязательно нужно болеть, чтобы защититься от инфекций? — не хотел принимать неприятную новость Антон.

— И это правильно! Без вакцинации вы бы, молодой человек, вообще не имели бы шансов, — заявил Максимов, очистив неожиданно глубокую, как показалось Петровичу, ранку и наложив какой-то необычный пластырь поверх нее. — Но поймите, разнообразие жизни бесконечно! Вакцинироваться на всякий случай просто невозможно. Постоянно возникают новые угрозы — если бы не это, мы бы вообще не болели. Кроме того, часть иммунитета носит временный характер, и его надо постоянно обновлять, что в естественных условиях происходит, если можно так выразиться, автоматически, через то, что вы называете болезнь. Ваши врачи колют вас постоянно, но они не в состоянии даже сегодня успеть за изменчивостью жизни. Некоторые, и я в их числе, не без оснований считают, что это вообще невозможно.

— Какой же тогда смысл вообще в медицине? Пусть все болеют?

— Не только болезнь естественна, но и смерть. Врачи стремятся сделать незаметной первую и предотвратить вторую. Если бы мы как вид размножались и формировались как рыба в воде — метанием миллионов икринок, которые уже через пару лет готовы продолжить этот увлекательный процесс, то и смысла бы не было. У тех же рыб все прекрасно регулируется и без врачей. Но мы не рыбы — у нас на оформление одного индивида уходит от пятнадцати до сорока лет — сохранение его жизни и здоровья как можно дольше имеет огромное значение.

Максимова явно понесло. Слушать тысячу раз слышанную лекцию у Петровича не было ни желания, ни времени:

— Егор Николаевич, закругляйтесь! Зимин, что там у тебя?

— Еще час, — буркнул тот, уставившись в свой планшет.

Петрович развернулся к Антону:

— Короче так, парень! Пойдешь с нами. До поселка тебя доведут. Командовать тобой будет Федор. Идешь к нему — Серега проводит — и делаешь что он тебе велит. Поработаешь заодно. Отработаешь услуги Егора Николаевича. Не нравится — отправишься обратно в город. Все ясно? — вновь побледневший парень кивнул. — Давай, отправляйся. Серега, где ты там шуршишь? У тебя понос, что ли?

— Здесь я, — буркнул Серега, выскакивая из кустов и забрасывая автомат на плечо. — Пошли! — кивнул он Антону.

Тот встал, сделал пару шагов к поджидавшему его Сергею, остановился и, не обращая внимания на Петровича, обратился к врачу:

— По вашей логике, как раз городские и правы — живем-то мы дольше, чем вы.

Ответил ему, как ни странно, Серега:

— Чего же ты тогда деру дал от такой жизни? — и подтолкнул Антона вдоль тропинки.