— Отец?

— Да. Михаил Львович. Мы в его службе безопасности работаем.

— Ну, задание вы выполнили, — улыбнулся детектив, — информацию нарыли.

— А че, не нарыли, что ли? — вскинулся Гришаня. — Мы тебя… вас нарыли, а вы нам все рассказали. Это одно и то же!

— Гришаня, заткнись, — произнес Вадим Дмитриевич.

— Ачея…

— Вы поедете сейчас домой, будете докладывать своему шефу. Михаил Львович, вы сказали? Передайте ему от меня: хотел бы встретиться. Надо вместе думать, как девочку из беды выручать. Иначе она никогда вернуться домой не сможет. Устроим мозговой штурм.

— Передам, — ответил Вадим Дмитриевич, поднимаясь. — Вставай, Гришаня, хватит жрать, — кивнул он на опустевшее блюдо, где от бутербродов остались только крошки. — Аудиенция окончена.

— Чего?

— Финита ла комедиа.

— Вадим, ты че, эта, блин, совсем, что ли?

— Совсем, Гришаня, совсем. Поднимай свою жирную задницу, сказал. Домой пора.

Они обменялись с Алексеем рукопожатиями вышли.

* * *

Когда Кис приехал домой, дети уже спали. Алексей устал, но, вместо того чтобы отправиться отдыхать — почитать или поиграть в компьютерную игру, а то и лечь пораньше, — он еще полночи просидел с Александрой на кухне, рассказывая ей подробности дела. Она журналистка, знает множество разных историй, о которых в газетах не писалось. Историй, которые замяли, поскольку связаны они были с представителями власти. И ее знания могут сейчас пригодиться. Да и просто Сашка — человек умный. Может, ее осенит какая-нибудь дельная мысль.

Ведь сам он, ее муж и детектив Алексей Кисанов, пребывает в полном тупике.

«Вот же ж-ж-жесть!» — воскликнул отец Никиты на следующее утро, выслушав доклад Вадима, начальника своей охраны. Точнее, не просто охраны — у Михаила Львовича имелось целое подразделение безопасности, которое занималось и охранными системами его предприятия, и охранниками, камерами слежения, и, когда нужда возникала, проверкой данных нового человека, желавшего попасть к Михаилу Львовичу на работу. Возглавлял это подразделение Вадим Дмитриевич Ковалев — мужик толковый, с весьма приличными манерами, из чего некоторые делали ошибочный вывод, что перед ними интеллигент, не умеющий дать в зубы. Что-что, а уж давать в зубы Вадим отлично умел, прошел Чечню и службу в полиции.

Итак, Вадим обрисовал ситуацию. На это ушел почти час, поскольку Михаил Львович сам попросил не упускать никаких деталей. В результате выяснилось, что после побега Юли произошли жуткие события: погиб ее братик, отец на два месяца исчез, лишившись памяти, и Юлина мама убивалась с тех пор в большом пустом доме одна, в одночасье растеряв всю семью.

И виновата во всем та «Гадина», о которой рассказал ему сын.

Точнее, о «Гадине» рассказала девушка. А о девушке — сын. Он позвонил вчера в начале вечера. Даже не вечера еще, строго говоря, но декабрь — самый темный месяц в году, в четыре уже наступает ночь, отчего не получается сказать «в четыре дня»… В общем, сын позвонил и рассказал поразительную историю.

Никита с первого взгляда полюбил их старый дом и, став постарше, пристрастился к уединенному сельскому существованию, тогда как Михаил Львович, хоть и помог сыну оборудовать жилье всем необходимым, наладить цивилизованный быт, до сих пор чувствовал себя неуютно при мысли, что парень там один в деревне, окруженной заледеневшими, стеклянными лесами. вот, оказывается, уже два месяца он живет вовсе не один, а с девушкой. И это известие порадовало Михаила Львовича. Он немного опасался, что Никита, с детства погруженный в шахматы, ничего другого в жизни просто не заметит. Элементарно времени не хватит — шахматы требовали ежедневно приносить его, время, в жертву на свой алтарь. ведь на то, чтобы ухаживать за девушками, оно необходимо. Да и не только время — нужно еще место свободное в мозгах иметь, чтобы туда поселились мысли о девушках. Чтобы мыслям тем их обладатель уделил внимание, а внимание позволило расцвести желаниям… Это примерно так работает, считал Михаил Львович.

К счастью, Никита с возрастом девушками интересоваться начал. Однако не сближался. Не хотел тратить время на ухаживания. Считал, что если два человека ощутили определенное влечение, желание получше узнать друг друга, то надо этим заниматься, узнаванием: разговаривать, гулять, обсуждать фильмы и книги. А конфетно-букетные ритуалы процесс только тормозят. Бессмысленный расход драгоценного времени, полагал Никита.

Да вот ведь в чем проблема: девушки любят конфетно-букетно, — печалился Михаил Львович. Посидеть вдвоем на диване за чашкой чая и умными разговорами им не в кайф. А как же платьице красивое? Не для деревенской избушки же куплено, а для шикарного ресторана! Где не чашки, а бокалы, и не чай, а шампанское… У Михаила Львовича у самого была такая девушка — Никитина мама. И ему отлично знаком типичный ход девушкиной мысли. Посему опасался он, что сын навсегда холостяком останется. Ему ведь почти восемнадцать, другие мальчишки уже успели и влюбиться, и познать близость с женщиной (что есть важный этап в жизни мужчины), некоторые уже парами сошлись, о женитьбе помышляют — а сын все жил отшельником. вот повезло, девушка Юля сама влетела в его избушку, как сказочная фея в раскрытое окошко. Подарок!

Но оказалось, все не так уж радужно: на крылышках феи повис груз совсем не сказочных проблем. Хотя радовало, что сын явно влюблен. И готов защищать свою фею любой ценой.

Ну, любой ценой нам не нужно… Желательно с наименьшими потерями. Вот только как?

Впрочем, в данный момент другой вопрос, не столь сложный, но весьма болезненный, встал перед Михаилом Львовичем: как рассказать Юле бедах в ее семье? Тот факт, что отец ее был ранен, потерял память, пропал без вести на долгих два месяца; что мать приняла удар в одиночку, — горе, сложившееся из нескольких бед разом (и Юлин побег в эту категорию вписывался, увы), свалилось на нее — это еще полбеды. А вот как сказать о смерти братика? Не просто смерти — убийстве?

Михаил Львович не знал.

А решил поговорить сначала с сыном наедине.

Отец обещал подумать, как помочь, и Никита замер в напряженном ожидании. Юля тоже будто застыла. За полтора дня они почти не обменялись словом, просто сидели, обнявшись. Даже в шахматы не сражались. вот наконец долгожданный звонок от отца. Однако голос его Никиту не порадовал. Хороших новостей явно не имелось. И по телефону папа ничего говорить не захотел, просто попросил сына приехать. Причем без Юли.

Стараясь не выдать тревоги, Никита собрался отправился домой. Они жили в особняке, находившемся в пригороде крупного подмосковного города, где у отца было производство. Когда-то он купил мелкий заводик по изготовлению мебели, нашел финансирование, подобрал хороших дизайнеров и конструкторов (грамотные рабочие прилагались к заводу) и довольно быстро развернулся. Бывший научный сотрудник, скучавший несколько лет в пыльном НИИ, он в девяностые нашел себя предпринимательстве и утверждал, что дело это столь же творческое, как сочинительство, и столь же интеллектуальное, как шахматы.