— Никита поехал за Юлей, они вот-вот подтянутся, — сообщил Михаил Львович, пожимая детективу и Александре руки. — Прошу вас, присаживайтесь, — кивнул он в сторону стола, уже уставленного напитками и закусками.

Кто его накрыл? — подумал сыщик. Женщин в доме, похоже, не было, или они решили не присоединяться к гостям. Впрочем, мужчины тоже умеют сервировать стол. Но все-таки несколько удивительно, что мать Никиты не присутствует при столь важном для сына разговоре. Или они в разводе с его отцом?

Да не его это дело, собственно. Под каждой крышей свои мыши.

— Вы сыну рассказали? — спросил Алексей.

— Да. Но Юле — пока нет. Вас ждем, — кратко ответил Михаил Львович.

Понятно. Плохие новости оставили ему, детективу, сообщать.

Ну что ж, ему не привыкать.

Михаил Львович принялся разливать водку по рюмкам, не спросив о предпочтениях. Саша прикрыла свою ладонью: «Спасибо, не надо». Алексей указал на бутылку коньяка, стоявшую на столе, Михаил Львович охотно наполнил его стопку (предназначенную для водки, но хозяин церемоний не разводил). Кис попросил еще кофе, «если можно». На кухню отправился Гришаня. этот момент в двери повернулся ключ, и в дом вошли Никита с Юлей.

Парнишка оказался высоким, темно-рыжим, светлокожим, с умными золотистыми глазами. Юля ничем не отличалась от своих фотографий: все та же прелестная девушка, волнистые светлые волосы и красиво очерченные, голубые, как у матери, глаза. Впрочем, отличие от фотографии все же имелось: она выглядела изможденной. Судя по тому, как ласково обнимал ее Никита за плечи, с развиртуаленной любовью все у них сложилось отлично — измучила ее история, приключившаяся в Энске…

Увы, она еще не знала всего. И сейчас Алексею придется ей рассказать.

Он подумал: следует умолчать об исчезновении отца, о его потере памяти, о том, что мать два месяца прожила в одиночестве, наедине со всеми бедами. Хватит Юле уже смерти братика. Надо ее пощадить.

Церемония знакомства, пожатия рук, повторного рассаживания за столом…

— Это Алексей Андреевич Кисанов, частный детектив, которого наняла ваша мама, — объявил Михаил Львович и посмотрел на Юлю, — и его супруга Александра Кирилловна, журналистка.

Никита налил в пузатые хрустальные стаканы минералку Юле и себе, положил на тарелки по парочке канапе с икрой.

— Мне сказали, — заговорила Юля, устремив взгляд на Алексея, — вы сумели вычислить, что со мной произошло. Хотелось бы узнать, как вам это удалось, каков был ход вашей мысли. Но отложим на потом, если вы не против. И еще хотелось бы понять: если бы Вадим… — она запнулась: не знала отчества начальника охраны.

Никита шепнул: «Не зависай».

— …если бы Вадим, — Юля послушалась и «не зависала», — сам не заговорил с вами…

А, «заговорил», теперь это так называется, усмехнулся Кис.

— …то как бы вы стали меня искать? Что предприняли бы?

— Не знаю, — искренне ответил детектив. — Ведь Вадим Дмитриевич возник у меня на пути, все решилось само собой. Я не успел подумать над этим вопросом.

— Просто я хочу представить, насколько хорошо я спряталась. Если бы вы сумели вычислить мое местонахождение, то и Гадина смог бы…

— Ну, тогда я подумаю и расскажу вам.

— Ладно… — согласилась Юля. — Скажите, как там мои?

Ну вот и приехали. Придется говорить.

На Алексея смотрела не только Юля — все глаза были устремлены на него.

Он залпом допил коньяк и ответил едва заметным кивком на взгляд хозяина, вопрошавший: «Еще?»

— Не буду тянуть кота за хвост, Юля. Новости плохие.

Он видел, как девушка напряглась, сгруппировалась, будто готовилась принять физический удар. Никита было обвил рукой ее плечи, но она, едва повернув к нему лицо, шепнула: «Не надо, Том».

Она смотрела на Алексея, ожидая удара. И он его нанес.

— Ваш брат… Антон… Антоша погиб.

Кис не знал, что лучше: сделать тут паузу, чтобы девушка смогла перевести дыхание, — или продолжать, чтобы не дать воцариться страшной тишине. Он выбрал последнее.

— Мальчика похитили и запросили выкуп. Полиция не сумела установить, кто стоял за похищением…

Юлины губы сжались так, что побелели. Она не произнесла ни звука, но Алексей будто услышал: «Это Гадина!»

— Ваш отец поехал на встречу с бандитами, взяв оружие. В лесу началась перестрелка. В Антошу попала случайная пуля…

Алексей старательно обходил подробности. Но хитрость не удалась. Девочка индиго оказалась слишком умна и задавала вопрос за вопросом — как это присуще уму, он жаждал объяснения причинно-следственных связей. Простая констатация фактов его не удовлетворяла.

Пришлось рассказать и о статье, в которой назвали сумму, якобы украденную Юрием у своей фирмы, — и снова Юлины губы сжались и побелели, и снова Алексею послышалось слово «Гадина!», протиснувшееся через ее сомкнутые губы.

— Когда Антоша… — заговорила Юля, — когда все это произошло… — прерывистый вздох. — Мама. Ей было наверняка очень плохо. Я боюсь, что она… Скажите, Алексей Андреевич, если знаете: она папу в случившемся не винила? Они не поссорились? Они вместе?

Ну что ты будешь делать? Отступать некуда. Пришлось рассказать и об исчезновении Юрия. его амнезии, о возвращении…

— Мама, — снова тихо произнесла Юля, наклонив голову и прикрыв глаза, будто в молитве. — Мама, прости меня. Я не представляла, что такое может случиться. Иначе бы не оставила тебя одну.

Никита обнял девушку, но она будто не заметила — не прильнула к любимому, не приняла его защищающий жест.

— Это моя вина, — подняла она глаза и посмотрела на всех по очереди. — Это все из-за меня.

— Юля, что ты такое говоришь, ты же не могла предвидеть, что ситуация примет такой оборот и твоя мама останется одна, — вмешался Михаил Львович.

— Вы не поняли. Статью подстроил тоже он. И похищение братика организовал он, я уверена! И все из-за моего побега! Эта Гадина обрушилась на мою семью, чтобы отомстить — мне! За отказ, за побег. Но ведь я… Ведь я хотела их уберечь! Я думала, что, исчезнув, отведу его месть от нашего дома! Раз меня больше нет, то и мстить незачем — так я думала!!! А он все равно… Он рассчитывал, что я узнаю… Приползу на коленях молить о пощаде… Я буду выполнять все его прихоти… Вот на что он надеялся!!!

Голос девушки звучал хрипло, на грани срыва. Она не плакала, но горло ее свело жестоким спазмом, и слова продирались через него, будто стиснутые, сдавленные.

Все молчали. Алексей — чтобы не подбрасывать новых дров в огонь ее страдания. В такой момент любое слово сочувствия, любая попытка опровергнуть ее вину вызовет лишь новый приступ самобичевания, он знал это по опыту.

Саша тоже знала и тоже хранила молчание. Никита пребывал в шоке. остальные, наверное, просто не нашли, что сказать. И хорошо, что не нашли.