— Не факт, Саша, — возразил Алексей. — Ты знаешь, я не люблю домыслы. Это могли быть действительно случайные идиоты.

— Могли, — пожала плечами Александра. — Мы одном согласны с мужем, Юля: братик твой погиб от случайной пули. Не было никакого смысла убивать ребенка. Даже «эта Гадина», как ты выражаешься, столь далеко бы не зашла.

— Вы уверены? — спросила Юля.

— Насколько я знаю, Бобырев тебе пригрозил, что уничтожит твою семью, — но не физически, а ваше материальное благополучие. А оно строилось на доходах твоего отца. Даже хорошая зарплата учительницы не может тягаться с доходами бизнесмена, я права?

Юля кивнула.

— Он говорил что-то насчет «богатых деток», которые обнаглели… Считают, что им все позволено… Как-то так, я дословно не помню.

— То есть ты невероятно обнаглела, дав ему отпор? — покачала головой Александра.

— Типа того. Он — власть, я должна была убояться и подчиниться.

У Александры с губ сорвалось какое-то неразборчивое слово, похожее на ругательство.

— Что ж, его логика ясна. И он сделал все, чтобы разрушить репутацию твоего папы. Чтобы он не только свою часть фирмы потерял, но и никто из друзей впредь не захотел иметь с ним дела. Это есть страшная месть «Гадины». Вы остались без доходов, к которым привыкли, вам придется вскоре продавать дом, машину… В общем, все пойдет, к сожалению, по сценарию Бобырева. Но смерть ребенка сюда никак не вписывается.

Юля уткнулась лбом в плечо Никиты.

— Кто-нибудь из вас знает, как с ним справиться? — молодой человек обвел глазами всех сидящих за столом, начав со своего отца.

Никто не ответил, и Александра вновь заговорила:

— Совершенно очевидно, что в одном городе Юлина семья и мэр жить не могут. Шаталовым придется все продать и уехать в другое место. Начинать там все заново, — и она посмотрела на Юлю.

Девушка при этих словах оторвалась от Никиты, встретилась взглядом с Александрой, будто вопрошая с отчаянием, не ослышалась ли она, и снова ткнулась лбом в Никитино плечо.

— То есть, — проговорил тот, — вариант только один: спасаться бегством?

— Нет. Я сказала: в одном городе Юлина семья мэр жить не могут. Это значит, в изгнание должна отправиться либо семья Шаталовых, — либо… мэр.

Все дружно зашумели, посыпались восклицания и вопросы «как?», «что надо сделать?». Лишь одна Юля ничего не спрашивала. Ее глаза заблестели, она выпрямилась, посмотрела на Никиту и торжествующе улыбнулась.

Торжествовать, положим, было рано, но Александре настрой девочки понравился. Она готова вступить в бой. Ну что ж, тем лучше. По крайней мере, энтузиазм отвлекает от страданий.

Хотя от готовности сражаться до победы путь непростой.

…Мэр любого города, пустилась объяснять Александра, даже такого маленького, как Энск, является фигурой, встроенной в вертикаль власти. Исключением может быть только глава поселения совсем крошечного и бедного — такого, с которого ничего не надоить в виде выгоды, в силу чего никому он не интересен. Но в Энске живут люди богатые, даже очень богатые, имеющие определенный вес в обществе, — значит, должность главы города выгодна, местечко тепленькое и прибыльное. Соответственно, просто так на него не сесть. Голоса избирателей этом вопросе мало что решают. Их ведь отдают кандидату. А в кандидаты еще попасть надо. И заведуют подбором кандидатов те, кто стоит выше: из района, из области. Из той самой вертикали власти, словом. Проталкивают, разумеется, своего. То есть человека, который будет делиться и в то же время послушно исполнять разные негласные указы.

Однако во властных структурах существуют, по всей вертикали, различные слои. Как трещины в стене. Она стоит, не разваливается, с виду цельная — но трещины есть. Кто-то полевее, кто-то поправее, кто-то ближе к известной на всю страну фигуре А кто-то — к известной на всю страну фигуре Б, а кто-то — к малоизвестной, но могущественной фигуре В. Интересы-то у всех схожие: поставить своих людей на важные посты. Но постов мало, и за них идет драчка.

— Как в шахматах, — улыбнулась Юле Александра, — черные играют против белых и vice versa. На данный момент выиграла команда, выдвинувшая Бобырева на пост мэра — назовем ее белыми, — но есть еще где-то команда черных. И они очень хотят взять реванш.

Юля смотрела на Александру во все глаза. По всей видимости, ей пока не довелось размышлять о политических играх, и слова журналистки стали для нее открытием.

— Я вас понял! — оживился Никита. — Нам нужно эти «черные» фигуры найти!

— И поставить на доску! — добавила Юля. — В смысле включить их в игру.

— Да, — кивнула Александра.

— И как это сделать?

— Я постараюсь навести справки. В моем кругу есть люди, которые досконально знают, кто с кем и кто против кого.

— Мне нравится ход вашей мысли, — хмыкнул Михаил Львович. — Однако с какой стати «черные» станут играть за нас? Понятно, им охота свалить Бобырева, это стимул. Но с чем им играть, раз у нас ничего нет на руках?

— Справедливый вопрос, — на этот раз ответил Алексей. — Именно об этом мы сейчас поразмыслим. Только сначала мне еще чашечку кофе, пожалуйста…

Предстояло самое трудное. Очередное невспаханное поле идей и догадок, на котором придется взращивать стратегию. Но отступать некуда. Александра верно сказала: либо Шаталовым спасаться бегством, либо мэру Бобыреву. Второе крайне маловероятно…

Но первое слишком несправедливо. У них с Сашкой слишком развито чувство справедливости. Отчего они оба и выбрали этот путь. Юле с Никитой такой вариант тоже по сердцу, что понятно. Хотя он рискован.

Ну, не страшно. В конце концов, можно свернуть в сторону в любой момент. А пока стоит пойти на риск и добраться хотя бы до середины пути: оттуда виднее его конец.

— Подобная склонность взрослого мужчины юным девушкам, — заговорил Кис, отпив вожделенного кофе, — по сути, еще детям — это патология. То есть отклонение от нормы. И отклонение такое проявляет себя не разово. Ведь Бобырев не влюбился в Юлю, нет, любовь тут ни при чем, и даже страсть ни при чем, — такая, что, случается, вспыхивает между мужчиной и женщиной даже при существенной разнице в возрасте. Нет, тут в чистом виде вожделение как наваждение, как зависимость наркомана, который снова и снова жаждет получить заветную дозу. Значит…

Алексей обвел глазами свою аудиторию, проверяя, следят ли за мыслью, догадываются ли, к чему она ведет.

Ответил ему Михаил Львович:

— Хотите сказать, и до Юлечки у него была такая тяга? Так?

— Именно.

— Так он маньяк! — воскликнул Никита.

— Нет. Не буду вдаваться в тонкости определения этого слова, но до маньяка он малость не дотягивает. Однако он, без сомнения, педофил. Потому что в шестнадцать лет девочки не женщины, а дети.