Меня бросило в краску. Я буркнула неразборчивое приветствие и, подхватив ведро, пошла к дому. Ведро моё было полным и тяжёлым, Тотошка со своим гипсом тоже устал, и остаток пути я несла его в руке. Под конец вымоталась так, что своей цели достигла —не думала ни о чем. И грибы свои не бросала, пусть и тяжело.

А дома столкнулась ещё с одной дилеммой. Грибов было много и все, как на подбор, красивые, румяные и на вид невероятно вкусные. Но не рвала я только мухоморы, которые точно знала, что ядовитые. Остальные грибы — потемки. И интернета нет, чтобы погуглить. Выбор я нашла быстро, пошла к соседке.

— Баб Тань, — позвала я. — Вы мне грибы не проверите? А то я не знаю, какие есть можно…

— Ох уж эти городские, — покачала головой она. - Ладно хоть до меня дойти додумалась.

Высыпала все моё богатство на пол веранды, перевернула ведро, села на него. И за несколько минут уверенными движениями морщинистых, в пигментных пятнах рук раскидала мои грибы в две кучи. Одна кучка была большая и красивая. Во второй всего пяток грибов и то не самые крупные.

— Спасибо! — обрадовалась я. — Эту кучу забираю?

Потянулась к большой куче, но соседка шлепнула меня по руке.

— Эти выкинь. Набрала…вот эти, - ткнула в маленькую кучу, — жарь смело.

Я подавила истерический смех, но послушно повыкидывала свои красивые грибы на пустырь за домом. А съедобные, которых было так печально мало, понесла домой. Почистила картошку, чтобы нажарить с грибами, а потом как накатило. Да так, что хоть снова в лес беги за мухоморами. Только темно уже на улице, за ненужными хлопотами протянулся весь этот день, такой же ненужный, как и все выброшенные мной грибы. Я заплакала. От слез стало стыдно, чтобы хоть как-то их оправдать, потянулась за луковицей. Тотошка, услышав, что плачу, прибежал от печки, закрутился вокруг ног. Я реву и он в тон подвывает, и смех и грех.

Когда в дверь позвонили, за нашей какофонией я и не сразу расслышала. Постучали снова. Я слезы вытерла и пошла открывать, прятаться все равно было глупо, кто бы не пришёл, я у всех на крючке. С одной стороны зависимость новая, с другой брат….

— Кто там?

И дверь сразу открыла. За ней Дежнев стоит. Над ним кто-то зонт держит, с него срываются и летят вниз капли. Господи, какой красивый. Помню, как я впервые его увидела. Голова лысая, на лице щетина, угловатость, татуировки, его внешность, пусть и не страшная — устрашала. Не мой тип, если мой тип вообще был. А сейчас…самый красивый.

— Ты чего ревешь? — удивился он.

— Лук режу, —всхлипнула я. —Картошки с грибами хочешь?

— Тебя хочу, — серьёзно сказал Дежнев.

И я снова разревелась. Потому что тоже его хочу. Просто, чтобы сидел рядом, пока чищу картошку. Стоять и любоваться, когда он занимается спортом. Делать массаж, если вдруг судорога в больной руке. Просто спать рядом с ним. Только сейчас призналась себе — все эти сутки я только и делала, что ждала, когда он приедет.

День был плотно занят. Я продумывал, как бы лучше все провернуть, складывал в голове шаг за шагом и свои действия, и предполагаемые действия тех, кто будет против меня. Выстраивал схемы, расчерчивая бумажный лист. Иногда, просто задумавшись просто выводил замысловатые загогулины, затем сжигал лист над пламенем зажигалки, отрывал новый, и так раз за разом.

Дома меня никто не ждал, это я понимал чётко. Можно было бы остаться ночевать в бункере, благо здесь оборудована спальня. Можно было бы сказать Ахмеду и он бы привёз женщину. Молодую, непременно красивую, здоровую. Смеялась бы, заглядывала мне в глаза, стонала послушно, срываясь в крик.

Не хотелось. И здесь быть не хотелось. Беда — домой не хотелось тоже. Но что-то толкало вперёд, не давая усидеть на месте, я сдался и поехал. Квартира пустая и какая-то неприютная. Всегда она такой была, или только сейчас стала, когда Вера ушла?

Пошёл в зал. Принял душ. Долго пил кофе, разглядывая город, лежащий внизу под моими ногами. Он не выглядел приветливо, потемки стегали дождём и ветром. Осень была холодной.

Я вдруг вспомнил подвал Веры, погреб точнее. Меня от температуры ломало, жар выжигал изнутри, и все равно я помнил, как там холодно и промозгло. Под спиной тонкое одеяло, лежащее на промозглых, уже вросших в землю, досках. Вряд-ли наверху было сильно теплее. Было ли у неё газовое отопление? Не помню. Парни отчитались, что дым над крышей поднимался, значит печку растопить смогла. Нужно оставить все это. Выбросить её из головы. Не думать. Уехала, пусть живёт своей жизнью. А я, соответственно, своей.

Через несколько минут я уже одевался. Позвонил, чтобы готовили машину, спустился.

— Мало людей для выезда, — предупредил Архип. — Мы не планировали.

— Две машины возьмём, — оборвал я. — Там парни её караулят. Быстро съездим.

Я понимал, что не для того берегся, увеличив штат охраны, чтобы так глупо подставляться, но упрямство было сильнее. Устал бояться. Зачем, чего ради? Хотелось жить обычной, не зависящей от охраны жизнью. Да, но для этого лет двадцать назад стоило повернуть другим путем. Сейчас поздно.

— Давайте мы сами её привезём, — не унимался Архип.

— Перепугаете только, — отмахнулся я. — Ей и так досталось в последнее время.

Я не мог усидеть дома. Меня толкало в мокрую ночь, что бы она мне ни готовила. Однако Архип настоял на своём, и уже когда ехали, на выезде в городе нам на хвост села ещё одна машина — из бункера ребят дёрнули. Ветер бросал в окна дождь, а у меня умиротворенное состояние, словно все делаю, как и должно — правильно.

И когда увидел её лицо зареванное, со слипшимися от слез стрелочками ресницы, внутри что-то затрепетало. Да, все правильно делал. Слишком скучной и равномерной была моя жизнь. Так — иначе. И поцелуи глубоки, и объятия сладкие, и Вера не просто в глаза смотрит, а заглядывает в самую душу. Холодно было в этой избушке, но только до тех пор, пока ледяная ладошка Веры не коснулась моей груди.

Кровать допотопных времен скрипела так оглушительно, что оставалось надеяться лишь на то, что соседи, в силу возраста, имеют проблемы со слухом. А потом лежали в обнимку, Вера норовила прикрыться одеялом, мою покрытую испариной кожу холодил воздух.

— Печка дурная, — прячась где-то у меня под подбородком объяснила Вера. — И дрова сырые.

— А почему именно сюда поехала?

— Одной побыть хотелось…

Я встал, накинул рубашку, ибо и правда холодно и пошёл к печке. Дрова валялись рядом с ней неопрятной кучей. С одной стороны к печке жался бедный пёс.

— Ща все сделаю.

— Ты же бандит, — недоверчиво протянула Вера. —  Может ну её, печку эту?

— В первую очередь я мужчина, — ответил я. — Поверь мне, если бы на земле ещё водились мамонты, я бы непременно его добыл. Я добыл бы всех мамонтов этого мира.