Я услышала достаточно, но Седрика было не остановить. Слова хлынули из юноши сплошным потоком.

– Я никогда не забуду ее взгляда. Она ни разу не вскрикнула от боли. Может быть, у нее не осталось сил. Она просто стояла там. Мне показалось, что она только и ждет, чтобы еще раз увидеть меня, чтобы убедиться, что я никогда не забуду этого момента. Не забуду вину, которую собственноручно положил на свои плечи. Она ждала, чтобы после этого уйти. Жители деревни веселились и ликовали, пока она была жива. Ее бабушка стояла в сторонке и беспрестанно молилась за нее. Я оттолкнул Ноя в сторону, вырвал у одного из мужчин из рук вилы и попытался уничтожить костер. Все было напрасно. Это было безнадежно. Я кричал, чтобы принесли воды, но мне никто не помог.

Я подошла к окну и встала за спиной Седрика. Его голос оборвался, и я положила руку ему на плечо.

– Мне очень жаль.

Он не обернулся ко мне.

– Арвин вышла из кареты, – тихо продолжил он. – Ей пришлось протолкнуться через толпу зевак. Увидев Ноя, стоящего у костра с факелом в руке, девушка рухнула в обморок. От шока или нет, я не знаю, но в ту же ночь она потеряла ребенка. Никто не мог найти повитуху, потому что та занималась похоронами своей внучки. Когда женщина наконец пришла, было уже поздно. Ребенок родился мертвым, Арвин истекла кровью на следующий день. А мы уже были прокляты.

Некоторое время мы оба молчали.

– Но почему именно вас прокляли? – тихо спросила я потом. В его истории по-прежнему не было смысла. Души могли быть прокляты только в том случае, если нарушали правила, установленные колдуньями. Мои руки скользнули по его спине. Как ни ужасна была судьба девушки, для такого проклятия этого было недостаточно. В противном случае Проклятых было бы в разы больше. Люди неизменно принимали глупые и корыстные решения, но именно на их ошибках и созревала душа. Никто не мог всегда поступать правильно. Только если мы учились на наших ошибках, наши души могли расти. Душа нуждалась в поражениях.

Седрик глубоко втянул в себя воздух и оперся обеими руками на подоконник.

– То, что мы с Ноем сделали с этими двумя девушками, было ужасно, – признался он. – Но наш проступок простирался гораздо дальше.

Он снова умолк. Я терпеливо ждала.

– Твоя бабушка когда-нибудь рассказывала тебе о защитниках?

– Конечно, – отозвалась я. – Сегодня уже не принято посвящать простых смертных в тайны Магии Душ, но раньше такое бывало. Защитники принимали на себя обязанность служить Кругу и охранять Просветленных. Мой отец был последним защитником. Насколько я знаю.

– Наш дед тоже был защитником, и перед смертью он передал этот пост Ною и мне, с согласия Селины Монтегю. Ной отнесся к этой задаче скептически, но он был готов исполнить свой долг. Во всяком случае, до того момента.

– Вы были защитниками, и ими вас сделала Селина? – Я покачала головой. – Это… – Я даже не знала, что сказать.

– Мы должны были защитить девушку.

– Какую? – Что-то я совсем запуталась.

– Девушку, которую сожгли, – терпеливо пояснил он.

Седрик заколебался. Я видела, как он боролся с собой, прежде чем наконец медленно произнес:

– Она была Просветленной колдуньей.

Я отпрянула. Мороз сковал мое тело.

– Вы допустили, чтобы колдунью сожгли?

– Если бы я оказался там вовремя, то помешал бы. Но я даже не знал, что она Просветленная. Ее душа родилась впервые, и магия пока не проявилась. Ной догадался об этом, когда мы уехали вместе с Арвин, но он так страдал и злился, что ему было все равно. Вместо того, чтобы защитить ее, как он поклялся, брат предал девушку и обвинил ее в том, что она – ведьма.

– Даже души обычных людей в своей первой жизни чрезвычайно чувствительны. А душа Просветленной колдуньи – тем более. Насилие разрушает ее. Как он мог это сделать? – потрясенно спросила я. Каждая колдунья знала историю Жанны д’Арк, Орлеанской девы[23]. Она тоже была Просветленной, родившейся в первый раз, чья душа была уничтожена огнем, когда девушку сожгли на костре в XV веке. Ною следовало знать, что огонь творит с душой. Она умирает в невыносимых муках. В таких, что даже отдать душу охотнику было бы почти лучшим исходом.

Седрик рассматривал меня с каким-то непонятным выражением лица.

– Да, это было бы милосерднее. Именно поэтому мы и заслужили проклятие.

– Но не ты, – прошептала я. – Ты же ничего не знал о ее даре, так за что наказали тебя?

– Я поклялся защищать Просветленных и не сделал этого, – решительно ответил он. – Ной, Арвин и я – каждый из нас несет на себе часть этой вины. Мы сделали свой собственный эгоистичный выбор и поставили наше собственное благо выше благополучия души колдуньи. Мы боялись последствий, и этой девушке пришлось заплатить за случившееся. – Его голос был таким же суровым, как и черты его лица. – Ты, должно быть, сейчас ненавидишь меня, или испытываешь ко мне отвращение, или… я не знаю что.

– Я не ненавижу тебя.

Он вскинул голову, и его голос стал насмешливым.

– Это наивно с твоей стороны, но я думаю, ты это знаешь. Настоящая кара проклятия заключается в том, что душа Проклятого не развивается. Да, мое тело прожило уже бесчисленное количество жизней, но я все тот же эгоистичный человек, что и тогда.

– Я так не думаю, – сказала я тихо. – Меня ты спасал уже дважды.

– Тебе лучше не полагаться на то, что я сделаю это и в третий раз. – На мгновение Седрик задержал воздух, потом выдохнул и, опустив руки на мои бедра, притянул меня к себе совсем близко. Дрожь пробежала по моей спине. Не тратя времени на раздумья, я скользнула пальцами вверх по его рукам. Твердые мышцы напряглись под моим прикосновением.

– Ты можешь разрушить проклятие? – Я помогла бы ему, хотя он, конечно же, не хотел этого.

– Ной должен снова влюбиться в Арвин. Они принадлежат друг другу, а я разрушил их любовь. – Слова тихо и отрывисто слетали с его губ. – Но, кажется, ничего нельзя исправить.

– Тем не менее ты пытался, я полагаю. Вот почему теперь она здесь, правда? Вы в каждой жизни собираетесь вместе.

– Да, мы так и делаем. Тем или иным способом. Но нам так и не удалось разрушить проклятие. – Седрик нерешительно поднял руку и коснулся кончиками пальцев моих волос. Я вздрогнула.

– Сколько жизней ты уже прожил? – внезапно охрипшим голосом спросила я, хотя мне совсем не хотелось слышать ответ. Его близость почти лишила меня возможности соображать.

Седрик наклонился ко мне. Я застыла, молясь, чтобы ему опять не пришло в голову, что это ошибка.

– Эта – тысячная, – прошептал он, задержавшись на мгновение, прежде чем отпустить меня и отступить в сторону.