– И ты провел здесь одну из своих жизней? – Седрик кивнул, и я не могла не заметить, как внимательно он осматривает окрестности. – Да, в 1837 году опасностей не было. Я хотел бы остаться в нем подольше, но этот эпизод длился всего восемь недель.

– А почему ты не слился со своим прежним «я»?

– Потому что, несмотря на то, что это моя жизнь, тот прежний я находится в наших владениях в Шотландии. Поэтому мы не пересекаемся.

Что произошло за эти восемь недель и как долго мы тут пробудем? В любом случае Ной и Арвин так и не влюбились друг в друга.

– 20 июня 1837 года британская корона перешла к Виктории. Ей было всего восемнадцать лет. Ты присутствовал на торжествах по случаю коронации?

Седрик приподнял правую бровь, и уголки его губ изогнулись, прежде чем он кивнул.

Я пожала плечами.

– Хоть я и не путешествую во времени, мне все равно интересно узнать, что я могла бы испытать. Как это было?

– Она была коронована только в 1838 году, почти год спустя. На церемонию прибыло около четырехсот тысяч посетителей. Это было помпезно и очень впечатляюще. – Седрик замолчал.

– Думаешь, бабушке и ее подругам удастся прогнать охотников? – Я не могла заставить себя посмотреть на него. Мы не должны были уходить так просто. Что, если с кем-то из них что-то случится? – Я не видела Лазаря.

– Не беспокойся. Я уверен, что разобраться с несколькими охотниками для них просто пара пустяков.

Но унять мое беспокойство Седрик не смог. Нам стоило возвращаться, и немедленно.

– Я обещал твоей бабушке позаботиться о тебе, – напомнил он мне. – Ей не понравится, если ты вернешься прямо сейчас.

Я кивнула. Наверное, он был прав.

– Знаешь, я все еще не совсем понимаю, почему ты отказываешься от своего дара, – сказал он. – Неужели только потому, что испытываешь угрызения совести из-за своих родителей?

Если бы не появление охотников, мы разговаривали бы об этом в моей постели, а не в этом вонючем переулке.

– Не только, – призналась я. – Но потерять их было ужасно. Моя жизнь изменилась за один день. Мать погибла, отец исчез, и это по моей вине у моих младших братьев не стало семьи.

– Это не твоя вина, – мягко сказал Седрик.

– Нет, моя. Я приманила Лазаря сиянием своей души. Только так он мог нас найти. Мне нужно было быть осторожнее. Я не позволю, чтобы кто-то еще подвергался опасности или пострадал из-за этого. Я хочу нормальной жизни, хочу семью, детей… Я хотела бы найти свою родственную душу, – добавила я тише, потому что этого я не говорила еще никому. – Тебе это кажется слишком дерзким? Может быть, мне нельзя желать всего этого, после всего, что случилось с моими родителями.

– Это именно то, чего ты и должна хотеть для себя. – Я взглянула на него. В глазах Седрика мерцало понимание, но было и что-то еще. Когда наши взгляды встретились, он немного отстранился от меня. – Должно быть, ты очень сильно скучаешь по своей семье, если считаешь себя виноватой в этом.

– Сказал человек, который вот уже пятьсот лет таскает с собой камень.

Я изо всех сил пыталась игнорировать внутреннюю боль, которую доставило мне это воспоминание. Встречал ли он когда-нибудь свою родственную душу? Обычные люди даже не осознавали, что их души в каждой из жизней стремились найти такую.

– А что стало с твоим отцом? – неожиданно спросил он, не ответив на мою реплику.

Я пожала плечами. Разве я не упоминала об этом?

– Его так и не нашли. В полиции предположили, что его унесло в море.

– А ты когда-нибудь думала о том, что Лазарь мог забрать его себе?

Конечно, я думала об этом, но никогда не произносила этих слов вслух.

– Я предпочитаю думать, что его и мамина души возродились вновь, и когда повзрослеют, то найдут друг друга и будут счастливы.

Еще будучи десятилетней девочкой, я чувствовала, что родители – родственные души.

– Ты не должна винить себя, ты была еще совсем юной.

– Будь я осторожнее, они были бы еще живы. Но я никогда не умела хорошо скрывать магию. Энергия души постоянно сочилась из меня. Мама часто просила меня прикладывать больше усилий, но я была слишком упрямой, чтобы хотя бы попытаться это сделать. Я отличалась от своих друзей, и мне совсем не хотелось это скрывать.

– Магию трудно обуздать. Даже если бы захотела, ты не смогла бы овладеть ею. Особенно в этом возрасте. Твоя магия слишком рано проявила себя.

– Кого мне еще винить, кроме себя?

Седрик склонил голову, прижался губами к моему лбу и на мгновение застыл.

– Лазаря Риммона, – сказал он. – Он единственный, кто виновен в случившемся, и я уничтожу его, чтобы ты могла жить той жизнью, которую так сильно желаешь.

– Зачем тебе это?

– Потому что после этой жизни я уйду и больше никогда не вернусь. И я не оставлю тебя без защиты. Я не отдам тебя ему.

При этих словах я почувствовала, как внутри меня разливается тепло, и все же решительно покачала головой.

– Ты не станешь этого делать, ни в коем случае. Не ради меня. Я придерживаюсь собственной стратегии и пытаюсь заблокировать магию внутри себя. Если мне это удастся, я уйду и исчезну. Если я справлюсь с этим, он меня не найдет.

– И как давно ты это пытаешься сделать? – Седрик скрестил руки на груди и прислонился к стене дома, что стоял позади него. – И, что еще более важно, насколько ты преуспела в этом?

– Все не так гладко, как я надеялась, – мрачно призналась я.

– Даже если тебе удастся подавить свою магию, – на мгновение Седрик замолчал, а затем продолжил резким тоном, – она все равно будет в тебе. Эта жизнь слишком опасна для такого эксперимента.

– Вообще-то это не твое дело, – отрезала я. – Ты не можешь врываться в мою жизнь и диктовать мне, что для меня правильно, а что – нет. Эту обязанность уже взяли на себя другие люди. А ты разве не должен заботиться о своих делах? Тебе нужно попытаться разрушить проклятие, чтобы насладиться хотя бы этой жизнью.

Одной-единственной. Его последней. В груди у меня все сжалось. Я не решалась взглянуть на него.

– Ты – тоже мое дело, – серьезно сказал он, обезоруживая меня. – И я буду делать то, что сочту нужным, чтобы ты оставалась в безопасности.

Он был просто неисправим.

– Уступать не в твоих правилах, верно?

– То же самое могу сказать и о тебе.

– Так было всегда, когда мы встречались? Мы никогда не приходили к согласию?

Улыбка Седрика стала шире. Он протянул ко мне руку, и я нерешительно подала ему свою. Он притянул меня к себе, и я оказалась в его объятиях.

– Если бы я только мог, то рассказал бы тебе о каждой отдельной жизни.