было крайне неудобно слушать эти слова, но он постарался сохранить спокойствие.

— Тебе не об этом сейчас надо думать, — сказал он.

Лосев выпрямился, посмотрел на Данилевского, и злая усмешка исказила его лицо.

— Значит, не отрицаешь. Молодец, хоть сейчас честный.

Данилевский судорожно пытался понять, как бы увести мысли Лосева от неудобной темы, но ничего в голову не приходило.

— А о чем, скажи на милость, мне сейчас думать? — продолжал меж тем Лосев. — Ты понимаешь, что я лишаюсь всего? Или, может быть, ну ее, жену, а? Пусть пристрелят, все равно не верна?

Лана сидела бледная как полотно, но возражать напившемуся супругу казалось опасным.

— И ты думаешь, этим дело закончится? — попытался вразумить его Данилевский. — Не будь наивным! После нее вплотную займутся твоей персоной. Им же деньги нужны.

— Ты считаешь?.. Хотя, пожалуй, ты прав. Так кто-нибудь пойдет в магазин? Нет? Ну ладно, сам схожу.

Лосев поднялся и направился к выходу.

Как только он ушел, Лана бросилась к Данилевскому.

— Что со мной будет, Данте?..

Он обнял ее и прижал к себе.

— Придумаем что-нибудь.

— Данте, если мы выкарабкаемся, я разведусь с ним. Хочешь?

— Любимая, не думай об этом. Я и так постараюсь помочь.

— Все равно. Хватит с меня. Какой же я была дурой все это время!

Данилевский чувствовал запах ее волос, тепло ее тела, и невероятная нежность охватывала его. Не таким способом он хотел забрать себе эту женщину, но, если это единственная возможность… Пусть будет так. Неужели настает тот переломный миг, которого он так ждал?..

— Солнышко, всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Я не отдам тебя никому, — прошептал Данилевский и прильнул губами к ее макушке. Ах, этот легкий цветочный аромат, источаемый ее волосами… Он сводил с ума. Лана подняла голову и ответила ему поцелуем…

Тем временем в коридоре хлопнула дверь. Лосев вернулся.

— Да ладно, видел, — поморщился он, когда при его появлении Лана бросилась в сторону от Данилевского. — Говорю же, знаю все… Вы что же, думали, я слепой, ничего все эти годы не замечал? Только учти, Санчо, я тоже люблю ее, хоть и стерва она. Скоро все продам, и она насовсем убежит к тебе. Я буду уже не нужен, верно, Ланка? Да ладно глаза прятать, знаю же.

Он был сейчас настолько жалок, что сердце Данилевского невольно сжалось.

— Знаешь что, — сказал он, — я сам встречусь с твоим кредитором.

— Чего-о?

— И найду для него слова. Как ты правильно понял, я люблю твою жену и для ее безопасности сделаю все.

Лосев с минуту удивленно смотрел на него.

— Ты же поэтому всё рассказал мне, да, Антон? Если ты знал о нас, то не мог не догадаться, что я помогу тебе ради Ланы?

Лосев помолчал с минуту, а потом произнес:

— Значит, так тому и быть. Поможешь с этим делом — отдам тебе Ланку.

Такому заявлению Данилевский был крайне изумлен. «Видать, сильно его прихватило», — подумалось ему. Нельзя сказать, что ему было сейчас уютно.

— Вы не забыли, что я рядом с вами? — подала голос Лана. — Может, надо спросить у меня, а, Антон?

«Зачем она это говорит? — подумалось Данилевскому. — Готовит пути к отступлению? А впрочем, не все ли равно…»

* * *

На следующий день Лосев сообщил, что договорился о встрече с кредиторами, а еще через день он вместе с Данилевским уже подъезжал к месту переговоров.

Место оригинальностью не отличалось — подвальчик одного из домов Потемкинской улицы, вывеска которого гласила, что здесь помещается пивной бар. Напротив зеленела листва Таврического сада, неспешно прогуливались мамы с колясочками, и эта мирная картина так контрастировала с тем, что должно было через минуту произойти в подвальчике. Данилевский хорошо понимал это. Он, как мог, подготовился к встрече, просидев две ночи напролет за компьютером. Хакерство — не очень почитаемое занятие, но в исключительных ситуациях, считал Данилевский, вполне допустимое.

Подготовленная им работа была всего лишь половиной дела, и он это прекрасно понимал. Дальше — повести себя правильно. Не сломаться. Не усомниться. Не поддаться давлению. Утихомирить. Уговорить. Убедить.

С непривычки после яркого уличного света в подвальчике показалось слишком темно. В нос ударил тяжелый запах табака. Осмотревшись, Данилевский заметил, что помещение «пивнушки» весьма обширное, со множеством грубых деревянных столов и таких же скамеек. Интерьер не отличался ни уютом, ни оригинальностью. Посетителей почти не было, только несколько человек (кажется, трое) сидели в углу.

— Они, — прошептал Лосев.

— Пошли, — тихо сказал Данилевский. — Не дергайся и не дрейфь, а то все испортишь. А лучше вообще не встревай в разговор.

— Ладно, понял, — нехотя буркнул тот.

Когда они подошли к занятому столику, все трое подняли головы.

— Ну? — произнес один.

— Знакомьтесь: мой друг Данилевский, — представил Лосев.

Не говоря ни слова и не дожидаясь приглашения, Данилевский уселся за стол и, указав жестом Лосеву сделать то же, позвал официантку. Троица с интересом продолжала наблюдать. Им не был понятен этот незнакомец, а Лосев не спешил и, похоже, даже не собирался объяснять его роль. Создавалось впечатление, будто он даже побаивается своего «друга».

— У меня времени мало, — строго заявил Данилевский. — Я вас слушаю.

Расчет был правильный: наглость приняли за силу, и пригласившие, немного удивившись, покорно вступили в диалог. Он услышал историю про кредит, которую уже знал от Лосева, но в гораздо более жесткой интерпретации, требования кредиторов, заверения в недопустимости поведения Лосева, переходящие в угрозы. Обстановка была накалена до предела. Данилевский чувствовал, что его пытаются морально сломать. Он понимал — малейший знак неуверенности, и он проиграл. Он дослушал говоривших и, выдержав паузу, бесстрастно произнес:

— Это всё или есть что-то еще?

Наглость. «Этого мало?!» — послышались возгласы вперемешку с бранными словами, но в рядах кредиторов повеяло недоумением.

— Если вы ничего конкретного добавить не можете, — опять выдержав паузу, так же бесстрастно проговорил Данилевский, — послушайте мое предложение. Поверьте, оно интересно.

Не меняя тона, он начал неторопливый рассказ о каждом из присутствующих. Откуда-то появились распечатки банковских переводов, налоговые счета и даже данные из закрытых милицейских баз. Появлялись сведения о членах семьей кредиторов. От этого веяло скрытой угрозой. Этот странный человек, этот непонятно откуда взявшийся Данилевский знал абсолютно всё. Он угрожал. Он давал понять, что, если Лосева не оставят в покое, все тайные дела кредиторов станут известны многим из тех, с кем им совсем не хотелось бы сталкиваться. И тогда угроза жизни нависнет уже над ними самими…

Назад ехали молча. Данилевский вдруг ощутил, что ничего в его жизни не изменится, да и не нужно