– Какого черта я должен думать, когда умираю от голода и жажды? – возмутился Эшмонт. – Надо было поесть еще в Челси, вместо того чтобы гоняться за этим маленьким негодником.

– Его наверняка напугали местные полицейские, вот он и дал деру, – предположил Блэквуд. – Или нашел птицу пожирнее, чтобы пощипать. Интересно, сколько ты заплатил ему в общей сложности? Не иначе, купит себе чистокровного рысака и выставит на скачках в Гудвуде.

– К черту этого неблагодарного паршивца! – воскликнул Эшмонт и обратился к хозяину гостиницы: – Проводите нас куда‑нибудь, где потише, и принесите выпить и поесть, да побыстрее! А если найдутся какие‑то свидетели, которые могут рассказать что‑то вразумительное про этого подлеца, похитителя невест, немедленно тащите сюда.

Приятели удалились в хозяйскую гостиную, которая именовалась Солнечной, где и утолили голод и жажду, но лишь телесную, не жажду мести обманутого жениха.

– Полагаешь, он возвращается в Лондон? – спросил Эшмонт после того, как его пивная кружка наполнилась в третий раз.

– Да, – сказал Блэквуд. – Во всяком случае, я поступил бы так: вывез ее на время из города, пока не начнется скандал, сделал круг и незаметно вернул бы домой.

– Так поступил бы и я, – нахмурился Эшмонт. – Только я не понимаю, почему она передумала.

– Не знаю, – пожал плечами Блэквуд. – Леди Олимпия вроде не из таких… то есть подобной выходки можно было бы ожидать от Алисы, и, по правде говоря, так и было. До последней минуты, пока священник не объявил нас мужем и женой, я был готов к тому, что все это обернется шуткой, что она вдруг откажет: «Знаешь, когда священник спросит, может ли кто‑то указать причину, по которой нас нельзя окольцевать, я отвечу: «У меня есть уважительная причина. Он идиот. Годится?» – но она этого, слава богу, не сделала.

Воцарилось молчание, потом Эшмонт сказал:

– Думаю, Олимпия все‑таки сбежала.

Блэквуд пожал плечами, и Эшмонт добавил:

– Но тогда дело сильно осложняется.

– Мы с тобой не самые завидные женихи, – заметил Блэквуд.

– Дядя Фред так и сказал, и, похоже, был прав, чума его забери! Мне пришлось соблазнять ее библиотекой, но даже при этом пришлось чертовски долго уговаривать.

– Да уж.

Эшмонт с силой хватил кружкой о стол, расплескав эль.

– Но Рипли не сделал вообще ничего, даже пальцем не пошевелил! А теперь… Нет, погоди. Я просил его присматривать. Если она в самом деле дала деру и это не в шутку, то он как раз за ней и присматривает. Хорошо, если так, потому что она – та самая, которую я нашел.

– А ведь она была у нас на глазах, год за годом.

– Но мы не замечали. И меньше всех я. А потом вдруг увидел. И стал ухаживать. И получил. Не Рипли. Если она решила сбежать… – Эшмонт стиснул зубы. – Тогда я просто исправлю то, что нужно исправить, и верну ее.

– У тебя получится, – заверил друга Блэквуд.

– Сначала нужно ее найти. Как думаешь, где? Лондон?

– Ставлю на Лондон, – сказал Блэквуд. – Весьма вероятно – Гонерби‑хаус.

– Не тот дом, где свадьба? – уточнил Эшмонт. – Нет, маловероятно. Досадно, что они решили устроить свадьбу в Кенсингтоне: из Гонерби‑хауса бежать было бы труднее. Наверное, мне стоило дождаться, пока они не закончат перестраивать старый дом.

– Ну и ждал бы год, а то и два, потому что, уверяю тебя, там дел непроворот.

Эшмонт покачал головой.

– Нет, зачем ждать? Я нашел Олимпию, ухаживал, она сказала «да». Ничто не предвещало… А что теперь?

В гостиную вошла жена хозяина гостиницы.

– Твикенем, ваша светлость! Вернулся кучер, которого они наняли, и говорит, что лошадей сменили в Твикенеме, а уж оттуда покатили в Гилфорд.

Эшмонт уставился на Блэквуда.

– Какого черта?

– Гилфорд, – тупо повторил Блэквуд, потом до него дошло. – Так он везет ее в Кемберли‑плейс, к Алисе! – Он рассмеялся. – Становится все интереснее.

Эшмонт вскочил со стула.

– Чтоб ему провалиться! Теперь я должен гнаться за этим олухом до самого Гилфорда!

– Да, и вырвать леди Олимпию из лап герцогини и ее тетки. Вот будет потеха!

Но Эшмонт уже бежал к выходу, требуя подать лошадь. Спустя несколько минут, когда он был уже готов взлететь в седло, из гостиничного двора выбежал некий красномордый субъект с воплями об украденной собаке.

Эшмонту было наплевать на собаку, как и на все, что красномордый мог сообщить про герцога Рипли: настроение у него было не самое лучшее, и он хотел ехать как можно скорее, – однако подлец сделал нелестное замечание насчет дамы, которая была с Рипли.

Так случилась вторая заминка, во время которой Эшмонт попытался прибить наглеца.

Сначала из глаз посыпались искры, потом, открыв глаза, Рипли увидел, что лежит лицом в грязи, и попытался встать, но правую ногу пронзила такая боль, что он выругался.

Услышав крик, он поднял голову и увидел, как по полю к нему бежит леди Олимпия. Юбки раздуваются, черное кружево развевается за спиной. Приложив больше усилий, чем следовало бы, невзирая на решительное возражение своей правой ноги, Рипли перекатился на спину и с трудом привел себя в сидячее положение.

В правой ноге пульсировала боль, в боку ныло и саднило: неприятно, неудобно, но не смертельно.

«Ничего страшного! – сказал себе Рипли. – Вставай!»

Олимпия опустилась на колени возле него и распорядилась:

– Не двигайтесь!

– Дайте мне минуту, и я встану: сейчас, вот пусть только мир перестанет вертеться у меня перед глазами. Попал ногой в кроличью нору, вот и все. Не иначе, здесь обретается тот, кто устроил псу славную охоту.

Опираясь на руку, Рипли попытался встать, но нога подкосилась, и боль стрельнула вверх. Олимпия коснулась его плеча.

– Не надо.

Услышав глас приказующий, Рипли инстинктивно замер, а потом и рассмеялся, про себя. Действительно, умереть со смеху: он услышал ее пронзительный свист – самое то, что нужно, чтобы подзывать собак и мальчишек. И как любой мальчишка или пес, он застыл на месте и, обернувшись на зов, оступился и упал лицом вниз, прямо в грязь.

– Все в порядке, просто упал неудачно.

– Не двигайтесь, – повторила Олимпия. – Дайте‑ка взгляну.

– Вроде ничего не сломано, – сказал Рипли скорее для собственного успокоения. – Но моя шляпа угодила вон туда, в коровий навоз.

Он попытался встать, но вторую ногу пронзила такая боль, что он чертыхнулся, потом медленно вдохнул и выдохнул.