Может быть, Маша решила послушать первый трек два раза.

Может быть, она еще не нашла времени на то, чтобы посмотреть почту.

С другой стороны, когда сообщение приходит прямо на привязанный к терминалу биоконструкта личную прямую почту, подобные письма обычно не игнорируют.

Маша позвонила через семнадцать с половиной минут после отправки мной сообщения. Вызов шел с запросом на видеосвязь, и едва я на него ответил, на одном из кресел появилась реалистичная проекция корпоративной принцессы.

— Артур. Рада что вспомнил.

— Маша. Рад что не забыла.

— Я получила твое сообщение. И… серьезно впечатлена.

— Прости, я случайно не ту кнопку нажал при отправке. И… немного озабочен.

— И этим тоже впечатлена, — легко улыбнулась Маша.

Непривычно все же смотреть в ее нечеловеческие, холодные глаза. В первую встречу они хотя бы выглядели более-менее похоже на обычные — пусть белок и льдисто-голубого цвета, радужка белая, а вертикальный зрачок синий. Сейчас же Маша видимо отключилась от корпоративной сети, чтобы пообщаться со мной тет-а-тет, так что и радужка, и зрачок у нее пропали. И девушка смотрела на меня взглядом пустых (или скорее полных), окрашенных в холодный льдисто-голубой цвет глаз.

— Сразу две композиции подразумевают наличие выбора? — поинтересовалась она.

— Предполагается, что в итоге они обе для тебя, — кивнул я. — Конечно, неплохо было бы их исполнение ансамблем Михайлова, но это полностью на твой вкус.

— Victory. Я хочу эту мелодию себе. Только я и музыка, никаких исполнителей.

— Понимаю, — кивнул я.

— Отлично. Я в восхищении.

— Королева в восхищении, мы в восхищении, — невольно привел я подходящую цитату.

— Что насчет второй мелодии?

— Меняю на услугу.

— Слушаю внимательно.

— Мне за короткий срок — месяц в идеале, максимум два, нужно прокрутить два миллиона кредитов на контрактах наемного отряда. Желательно в Южной Африке, но я там гость нежданный. Так что контракты твои, деньги мои, наемники мои.

Когда общаешься с корпоратом, все становится очень просто. Есть услуга, есть ее цена. Если цена не устраивает, но интерес есть, можно договориться. И без тысячи слов, как с этими вот всеми высокодуховными ребятами из аристократии, с которыми нужно следить не только за словами, но и за оттенками интонаций.

— Статус подразделения?

— Отряд варлорда. Мой.

— Сколько юнитов?

— Двадцать плюс.

— Допустимые потери?

— Оч-чень сложный вопрос… — даже вздохнул я.

Маша посмотрела весьма выразительном взглядом, в котором читалось дежурно-вежливое удивление. Потому что любая война подразумевает потери, а она видимо восприняла мою заминку как нежелание принять этот факт. Очень уж явно это читалось в ее наполненном льдисто-голубым светом взгляде.

Вообще, конечно, в глазах ничего не может читаться. Глаз — это просто глаз. Для того, чтобы придать выражение взгляду, работает больше пятидесяти лицевых мышц. И я сейчас не знаю, действительно ли Маша искренне удивилась и посмотрела на меня подобным образом, либо — как я научился работать с интерфейсом тактической сети, также искусственно задала задачу своему телу выразить дежурное удивление.

Именно задачу. Потому что Маша, с ее элитными имплантами и единым с телом биоконструктом уже отнюдь не обычный, в привычном обществу понимании, человек. Как и одаренные. Только если одаренных можно назвать homo deus, то элиту корпоратов… homo bionicus, может быть?

— Про допустимые потери, — произнес я, поясняя. — Дело в том, что у меня не готовые специалисты, а… грубо говоря, двадцать необкатанных рекрутов, во главе со специалистом экстра-класса. Так получилось, и других у меня сейчас нет. Поэтому стандартная процедура планирования для тактического анализатора не подойдет — если выставить, к примеру, принятый условно-допустимый порог в четырнадцать процентов, есть вариант что потери будут в… девяносто пять процентов, — быстро посчитал я в уме, что Мустафа олицетворяет собой почти пять процентов от состава отряда.

— Поняла, — едва заметно кивнула Маша после недолгой паузы и замерла. Я не видел, чтобы ее глаза двигались, но в них и радужки со зрачком не видно. И как понимаю, корпоративная принцесса сейчас просматривает что-то у себя в меню дополненной реальности.

— Все реально, — через некоторое время произнесла Маша. — Но с учетом ручного планирования, вторую композицию я тоже забираю себе лично.

Я в ответ только улыбнулся. Есть услуга, есть ее цена. Если цена не устраивает, но интерес есть, всегда можно договориться.

— Вот и договорились, — кивнул я в ответ на вопросительный взгляд.

— Я назначу ответственных лиц, и отправлю тебе контакты.

— Отлично.

— Скажи, кто от тебя будет участвовать как доверенное лицо, я предупрежу своих людей.

— Фридман, Моисей Яковлевич.

Еще раз кивнув, Маша вновь легко улыбнулась и сказало кое-что, явно характеризующее моего юриста. Что, я не очень понял — мы общались на английском, и прозвучало в ее устах это как: «SS-boy».

— Как, прости? — переспросил я.

— SS-boy, — повторила Маша. И, видя мое легкое недоумение, пояснила: — Your mouthpiece.

— Теперь понял, — кивнул я.

Термин «mouthpiece» мне был знаком по прошлой жизни. В переводе слово значит «мундштук». В определенных же кругах используется как описание корпоративных адвокатов, на голубом глазу доказывающих судье, что это именно тяжелый каток в зоне дорожных работ на скорости сто километров в час обгонял, подрезал и после врезался в автомобиль его клиента, а не наоборот.

Несколько минут еще пообщались, обсуждая детали, после чего попрощались. Прежде чем вызвать Фридмана, я посмотрел в сети значение резанувшего слух выражения SS-boy.

Оказалось, что это весьма говорящая идиома этого мира, в которой SS означало shrewd shark — проницательная акула. И слово boy, мальчик, использовалось скорее всего для подчеркивания внешне безобидного вида акул от юриспруденции, которые по безжалостности вполне могли посоперничать с акулами настоящими.

Мне подобное все еще непривычно, но в этом мире, в отличие от моего, на некоторые темы и символы табуирования нет. Генетика, евгеника, не покрытые здесь грязью истории символы — многие из которых вызывают у меня яркий отклик. Да те же автомобили Ягуар до сих пор с эмблемой на капоте катаются, которая в 1945 году в моем мире была изменена:

— Агтуг Сег-геевчич, — между тем в мой кабинет зашла безжалостная и проницательная акула. Которого я вызвал сразу после окончания разговора с Машей.