— Нам надо собраться вместе и окружить себя огнем, — поучал он. Все мялись, никто не двигался. Вместе — того и жди, что обворуют. — Спиной к спине, — бросил Данн сестре.

Они снова сели, как прошлой ночью на прилавке, он с ножом, она с палкой. Данн опять заснул, тело его обмякло. Мааре спать не хотелось. Глупо сидеть, глазея в одном лишь направлении, и она осторожно высвободилась, уложив брата на бок, как малыша, как в давние времена, обнимая его любовью. Человек, похожий на Кулика, тем временем подошел к спящей женщине, пригнулся к ее ногам и подцепил палкой зажатое между коленями спящей ведро. Та зашевелилась, забеспокоилась, закашляла, и он мгновенно убрал палку, отпрыгнул. «Еще один враг», — оценила его Маара. «Кулик» снова зашагал взад-вперед, время от времени поворачивая голову в ее сторону.

Маара ощупала грудь. Что-то наметилось. Если грудь займет надлежащее ей место, появится новая опасность. А если снова кровотечение? Придется бояться каждого мужчины. Она скривила губы: «Я сижу и переживаю из-за какой-то ерунды, а ящеры только что заживо сожрали женщину. И я не переживала. А что поделаешь… Еще не одного сожрут… убьют…»

Маара вспомнила массовую могилу. Сколько их там, сотни, тысячи? Она начала считать пальцы на руках. Десять. На ногах — еще десять. Итого двадцать. Пять раз по двадцать — сто, это она тоже знала, могла себе представить. Далее простиралась тьма неведения. Слова, которыми она пользовалась, не представляя себе их значения. На склонах холма все затихло. Ей захотелось спать.

— Спи! — шепнул вдруг Данн.

Маара свернулась калачиком, желая заснуть так же, как и он: закрыла глаза — и всё. Услышала звуки ветра, подумала о ящерах. Увидела стоящего над ней Данна с ножом в руке. В ярком свете полной луны он казался маленьким и беззащитным. Тот, другой, косился в его сторону, воображал, что перед ним незрелый недоросток, которого легко смять, растоптать. Кулик? Узнал Данна? Узнал ее? В последний раз он Маару видел еще с грудью, преследовал ее по пятам… Ветер усилился, швырял в костры пыль, взвивавшуюся снопами искр. Пыль оседала на деревьях, скалах, людях… Маара заснула и проснулась с ощущением тепла на лице. Костры погасли, люди топтались вокруг, подбирая имущество. Данн сунул ей в руку хлеб, она глотнула воды. Кулик — или не Кулик? — следил за ними обоими. Он занял место впереди колонны, показывая, кто здесь главный, и кидая вызывающие взгляды на Данна, но брат с сестрой снова пошли в самом хвосте. Прошли мимо скальпа съеденной женщины: каштановые волосы, измаранные кровью. Двое обворованных тащились, едва переставляя ноги. Конечно, у всех пищи оставалось очень немного, но если бы они съели то, чего лишились, то чувствовали бы себя несколько бодрей, понимала Маара.

Они все шли и шли, солнце поднималось, жара нарастала. И тут Маара заметила в сторонке пучок полузасохших листьев на буром стебельке. Желтый корень! Она показала Данну. Тот, оказывается, забыл, как выглядят наземные побеги. Отстать от толпы — слишком опасно.

— Пища! — крикнула она.

Некоторые не обратили внимания, другие обернулись, иные даже остановились. Маара вынула из мешка палку-ковырялку и принялась копать твердую почву. Данн стоял рядом на страже. Она надеялась, что корни окажутся неглубоко — иной раз приходилось копать яму в человеческий рост. На этот раз первый корень показался на глубине в локоть, за ним последовали другие. Она взрезала один из клубней — яркий срез, капли сока, — народ бросился с дороги, все принялись рыться в земле. Кроме съеденных на месте в их мешки перекочевал десяток корней. Двое ограбленных безучастно сидели на дороге, у них не было сил даже пошевелиться. Данн понял сестру без слов и ей не препятствовал. Маара выделила каждому из них по разрезанному корню — у бедняг едва хватило сил поднести пищу к губам и сосать сок.

«Кулик» расхаживал среди копающих, распоряжался, не глядя на отошедших в сторонку Маару и Данна, но, когда сбор урожая закончился, удостоил их долгим взглядом, полным ненависти. Кулик или не Кулик, узнал или не узнал, но он изо всех сил старался, чтобы ненависть его не осталась незамеченной.

Сзади раздался нарастающий грохот, над тропой появился небоход, поднимающий тучи пыли. Все бросились подальше, многие с проклятиями. В небоходе Маара заметила пятерых махонди, был ли среди них ее друг, она не поняла. Машина летела низко, ее можно было и остановить при желании. Маара знала, что небоходы могут подниматься намного выше деревьев, что внутри удобные сиденья… Откуда знала? Помнила, что сама когда-то путешествовала в такой машине. Смотрела в окно и не задумывалась о скальных людях, глотающих пыль и проклинающих вдогонку ее и ее средство передвижения.

Толпа поплелась дальше, еле разбирая друг друга в поднятой небоходом и не спешившей оседать пыли. Перевалив через ближайший подъем, они неожиданно для себя обнаружили сидящий на дороге в облаке оседающей пыли небоход. Все рванулись к неподвижной машине. Махонди внутри замерли от ужаса, пилот рвал рычаги и жал на кнопки и наконец оторвал машину от земли. Она рванулась вперед, со скрежетом поднялась — и рухнула. Толпа ринулась к небоходу. Некоторые махонди погибли, но еще раздавались чьи-то стоны. Народ, однако, не спешил добивать ненавистного врага, все бросились искать продовольствие, воду. Много не обнаружили, кто что нашел, тот то и прибрал. Беженцы, однако, не успели основательно все обшарить. Машина вдруг взорвалась, добив еще живых пассажиров и убив с десяток мародеров. Части небохода и части тел полетели во все стороны из клуба подсвеченного адским пламенем черного дыма. Уцелевшие, около тридцати голов, очумело оглядывали себя и соседей, проклинали окаянных махонди, из-за которых проистекают вообще все беды на земле. Маара понимала, что и ее оторванная голова… рука… нога… могла сейчас валяться в пыли, если бы она приняла любезное приглашение двоих мужчин.

Она ожидала услышать от Данна: «Ну что, Маара, хорошо, что я сбежал? Если б я согласился!..» Но он стоял, слегка расставив ноги, держась одной рукой за палку с поклажей, другой сжимая нож, и молчал. Казалось, он вообще думал о чем-то другом. Он всегда мыслил не так, как все обычные люди.

Местность, по которой они шли, становилась все суше, зеленых деревьев, достающих до подземных вод, почти не встречалось. Вечером пришлось остановиться на ночлег в чистом поле. Ни холмов, ни топлива для костров. Луна убывала.

Кулик — хотя Данн считал, что это не Кулик, — снова принялся распоряжаться, приказал людям сесть кружком, лицами наружу, выставив вперед оружие. Не забывал он и бросать на Данна вызывающие взгляды. Кулику никто не возражал, но мало кто его и слушал. Все опять рассредоточились группками. Данн и Маара попали в группу, в которой оказался ребенок. Казался он четырехлетним, но было ему десять лет. Он лежал на руках у матери очень тихо, не шевелился, не издавал звуков и не дышал. Мать отнесла мертвое дитя подальше от толпы, но ей закричали:

— Хочешь драконов приманить? — И она вернулась с ребенком на руках, положила его наземь, не отрывая взгляда от крохотного запыленного личика.

Половинка луны презрительно уставилась на разбросанных по земле людей. Мать мертвого ребенка снова ушла с ним прочь, подальше. Вернулась почти бегом, вся в слезах. Маара хотела посоветовать женщине беречь воду, не тратить ее на слезы. Вскользь подивилась своей черствости. Детей не останется на свете — и что потом? Вдруг она тоже когда-нибудь родит ребенка, что тогда? Эта мысль заставила Маару пожать плечами: с ее-то костлявым мальчишеским телом… Родить… и оказаться в положении этой матери? Держать в руках свое мертвое дитя?