– А что со мной, доктор? – поинтересовался я.

– Обыкновенное алкогольное отравление, – ответил эскулап и, обращаясь к сопровождавшим его юношам и девушкам, начал вещать профессорским тенором, иногда срываясь в противный фальцет: – Как известно, смертельная доза алкоголя для женщин составляет четыре с половиной промилле[78] в крови и шесть-восемь промилле для мужчин. Содержание этанола в организме этого пациента – двенадцать промилле в жидкостях тела и до восемнадцати – в органах на момент госпитализации. Принятые меры позволили снизить смертельные показатели до нормы, но и в настоящее время опасность комы сохраняется, ибо в некоторые моменты лечения содержание алкоголя возрастает по неизвестным причинам. Создается впечатление, что организм больного вырабатывает спирт…

Раздался щелчок, и палата погрузилась в темноту. Включилось тусклое синее освещение, доктор и его свита спешно покинули помещение, в коридоре слышался командный голос очкарика, отдававшего распоряжения. В палату вернулся Амфетаминов с фонариком в руке, следом за ним грузно ввалились его помощники. Они споро перекинули меня на каталку и шустро покатили ее по полутемному коридору, мимо тусклых синих фонарей и зеленых светильников с изображением белого бегущего человека и стрелкой. Сил для сопротивления или споров у меня не было, так что я просто лежал и старался не выпасть.

После нескольких поворотов мы попали в длинный коридор, дорога, подсвеченная синим, вела куда-то вниз. Как только мы спустились и покатили по ровному полу, вспыхнул свет. Яркое белое сияние на миг ослепило меня, и я крепко зажмурил глаза. Когда ко мне вернулась способность видеть и осознавать окружающий мир, передо мной предстала следующая картина: на пути каталки стоял, расправив плечи, давешний врач, за его спиной маячили две медсестры. Амфетаминов занял позицию между мной и доктором, в его сцепленных за спиной руках сверкал огромный нож, кажется, медики его называют «большой ампутационный».

Прошка и Алыкель выступили чуть вперед. Сестрички тоже пришли в движение. Со скрежещущим визгом они бросились вперед, зажав в обеих руках короткие блестящие металлические трубки, которые заканчивались большими стеклянными шприцами. Они одновременно прыгнули на бородачей, вытянув руки со своим странным оружием.

Прошка отступил в сторону и ударил по направленным на него остриям свинцовым шаром на цепи, неизвестно когда оказавшимся в его руках. Кистень захлестнул шприцы, осколки брызнули во все стороны, блестящие жезлы прижало к полу.

Алыкель, как видно, полагался только на силу своих рук. Он схватил свою противницу за запястья и бросил ее через себя. Но ловкая бестия извернулась, и один из шприцев воткнулся Алыкелю прямо в спину. Он пошатнулся, почернел, сморщился и рухнул как подкошенный.

Прошка отшвырнул ногой девушку в белом халате, атаковавшую его, и прыгнул ко второй, которая так ловко вывела из строя Алыкеля, выхватил у нее жезл с полным шприцем, воткнул иголку медсестре в бедро и снова размотал цепь для нового удара. Получившая укол фурия повалилась на пол, не подавая признаков жизни.

Чего не скажешь про ее коллегу: нисколько не ушибившись от падения, «сестричка» кинулась на Прошку, стараясь пнуть его в пах или ткнуть острыми ногтями в глаза. Прохор уворачивался, волоча за собой бесполезный в ближнем бою кистень. В какой-то момент ему удалось встать подальше, и он отправил свинцовый шар в свистящий полет смерти.

Его противница проворно взбежала на стену, нереально ловко цепляясь руками и ногами за ровную поверхность, подобно пауку. При этом она полностью вывернула голову в сторону противника, неприятно скалясь.

Шар тяжко грохнул об пол с такой силой, что одна его сторона стала ровной. Прошка снова потянул его на себя, но младший медицинский персонал блеснул сноровкой: медсестричка, эротично разрывая халат, прыгнула на оружие. Одной ногой она наступила на цепь, а второй подбила шар вверх. Мягкий металл не выдержал, сорвался с цепи, и тяжелый снаряд бухнул в стену над моей головой да так и остался торчать в штукатурке.

Амфетаминов метнул свой нож в доктора. Эскулап, до этого безучастно наблюдавший за схваткой, сделал резкое движение обеими руками, как будто оттолкнул от себя невидимый груз. Волна чудовищной силы прокатилась по коридору, сметая тела живых и мертвых, их оружие и какой-то мусор, сгребла все это в немыслимый клубок.

Только Амфетаминов остался стоять среди этого бедлама, приосанившись. Волна не причинила ему вреда, докатилась до меня и сильно ударила по каталке, прижала ее к стене, я оказался между металлом и бетоном, меня терзали невыносимое давление и боль.

Через несколько секунд я вырубился. Последнее, что я увидел, – каталка, повинуясь жесту Амфетаминова, встала на колесики, а нож все-таки порезал доктору плечо, кровь залила белый халат.

На этот раз пробуждение было мягким и приятным, рассеянный свет ласкал веки, белая палата пахла чистотой и чем-то знакомым с детства, манящим предчувствием праздника. Тело было наполнено волнующей истомой, и я сладко потянулся, похрустывая суставами, радуясь жизни всеми порами и закоулками своего слегка затекшего тела.

В палате я лежал в полном одиночестве, без всяких капельниц и аппаратов, только на плече побаливали три отметины от уколов. Я встал с кровати, выпил стакан воды из сверкающего чистотой графина, собрался выйти в коридор, но в дверях меня встретил улыбающийся «Айболит».

– Как самочувствие? Вижу, что лучше, напугали вы нас: недавно был новый рецидив, кое-как справились…

– А где санитар, ну этот Амфитаминов? – перебил я подозрительного доктора.

– У нас нет санитаров с такой фамилией, – недоуменно ответил врач, посмотрев на меня поверх очков, – а, ну понятно – видения! Я ведь уже пояснял, что организм, столь сильно отравленный, интенсивно воздействует на мозг, который, в свою очередь, порождает различные галлюцинации…

В этот момент распахнулась дверь, и в палату вошел тот самый Амфетаминов собственной персоной, только без халата, одетый в темно-синюю робу со светоотражающими полосами.

– Да что же это такое? – растерянно пролепетал доктор, удивленно уставившись на бородача.

– Видения, Варлам, галлюцинации, невнятные образы, порожденные винными парами, – весело ответил Амфетаминов и хлопнул врача по плечу, – в таком случае тебе ведь это повредить не может.

Медик вскрикнул, схватился за раненую руку, но сразу как-то подобрался, снял очки и выпятил челюсть, сразу стал похож на бультерьера своей неприятной вытянутой рожей. Доктор Варлам шагнул вперед и занял позицию между мной и Амфетаминовым.

Но санитар замахал на него руками, заговорил с просительными нотками в голосе:

– Ну, что ты, Варламушка, остынь, голубчик, верный мой! Хватит, ей… же ей. Алыкель и Тындар твоя теперь только через Плавильню смогут вернуться, и то если сам знаешь кто разрешит! Прохор не раньше чем через неделю с кровати поднимется. Ты ранен, у меня ребро сломано! А все из-за чего?! Да, знаю, приказ у тебя пациента охранять, за его здоровье головой и тугором отвечаешь. Но ведь про то, что с ним говорить нельзя, ты ведь сам решил, а?!