– Слушай, а чего ты Лобаня Саппо кличешь, ведь это женский род, а Лобань несомненный мужик? – поинтересовался я.

– Существа его… породы… мгм… строго говоря, не имеют пола, но могут использовать свойства как мужские, так и женские, – неохотно ответил Беппе, явно не желая говорить на эту тему, и впервые я увидел в глазах своего учителя страх, – но я до конца в этом не разобрался, не хватает материала для исследований. Как мне кажется, они принимают обличья в зависимости от необходимости, но постоянный облик закрепляют в соответствии с личными предпочтениями.

– Давай-ка поточнее… – хотел попытать я доктора.

Валеся сменила позу и сладким голоском произнесла:

– Прибыли, милый, надо прощаться. – Электронная профурсетка извлекла из кармана белый кружевной платочек, промокнула сухие глаза, глядя прямо перед собой. Тут же, без перехода, глаза ее загорелись красным огнем, и она заорала:

– Чего расселся, станцию свою пропустишь! Вали уже, достал! – И экран погас.

– Ух ты! – улыбнулся Беппе и пропел: – Таков наш паренек, расшевелит и пенек!

И тут же получил манипулятором под зад и, хохоча, побежал к выходу, корча уморительные гримасы, подражая рассерженной Валесе. За это ему еще раз чуть не досталось манипулятором, который выскакивал то из стены, то из потолка, но достать проворного доктора искусственному интеллекту подлодки уже не удалось.

Когда к нему вернулась способность говорить, он выдохнул:

– Пойдем, Василий, нам и правда пора.

Подводная лодка была надежно пришвартована несколькими стальными тросами к бетонному пирсу, между стеной и железным бортом висели огромные автомобильные покрышки. На берег вел деревянный приставной трап. Нас встречали несколько парней в черном. Ими командовал высокий сухопарый человек, который мне напомнил полковника Бударина, но Беппе поздоровался с ним иначе:

– Добрый день, майор, как ваша нога?

– Здравствуйте, доктор. Благодаря вашим стараниям отлично! – заулыбался встречающий. – Прошу, вас ожидает автомобиль, самолет господина приземлился минуту назад.

– Поспешим, Вася, Саппо ждать не любит, – заторопился доктор.

Большой черный джип с тонированными стеклами ожидал нас недалеко от пристани. Передние сиденья вместе с водительским были скрыты от нас за черным стеклом. Минут десять мы ехали в полном молчании. Машина остановилась возле большого бетонного здания, похожего на многофункциональный параллелепипед с острова Мюстик, только гораздо большего размера и белого цвета. Сомбрен-охранник проводил нас в просторный зал, все убранство которого было выполнено в красно-черной гамме.

Возле шахматного столика стояли два больших кресла, в одном из них развалился Чен Лобань, попыхивая сигарой. Глаза его были закрыты, лицо было безмятежно, если бы не ритмично поднимающиеся руки, которые попеременно подносили к его рту то сигару, то стакан с ромом, можно было подумать, что Лобань спит. Но как только мы с доктором подошли поближе, черные глаза уставились на меня, как два ружейных дула.

Лобань пожал нам руки, не вставая, и тут же отослал Беппе:

– Йозеф, оставь нас.

Я так привык к постоянному присутствию доктора, что проводил его почти умоляющим взглядом, но друг и учитель даже на меня не посмотрел.

– Садись, поговорим, – с нажимом сказал Лобань, кивнув на кресло напротив, – вижу, ты смущен и дезориентирован, что вполне извинительно в сложившихся обстоятельствах. Тебя терзают даже не вопросы, которые ты хочешь задать, а ответы, бо́льшую часть которых ты уже знаешь, но не позволяешь им приобрести осмысленность в собственной голове. Но прежде чем я облеку их в слова, давай-ка разгоним слушателей!

За дверями зала, на улице, раздались выстрелы, кое-где в здании слышались возня и крики. Когда все стихло, Лобань посмотрел как бы сквозь меня и голосом, от которого мурашки пробежали, как мне показалось, даже по стенам, прогремел:

– А вы тут будете торчать?! Особое приглашение вам необходимо?! Или поглощение для вас не аргумент?!

Послышалось шлепанье по каменному полу, я оглянулся. Несколько несуразных созданий сбились в неприятную кучу серой плоти в углу зала. Выпученные рыбьи глаза в ужасе таращились на Лобаня, когтистые лапы были сложены на чешуйчатой груди в умоляющем жесте. Лобань улыбнулся краем рта, и твари повалились на колени.

– Знакомься, Вася, твои лярвы! – представил вновь прибывших толстяк, попыхивая сигарой. – Тебе и решать, как с ними поступим.

– Кто, простите? – не понял я.

– Лярвы, демоны опьянения, мелкие потусторонние создания, которые питаются твоим желанием выпить, стимулируют одурманенную похоть, чтобы позабавиться, усиливают страхи и депрессию по утрам. А когда человек, ими одержимый, слабеет, они его убивают, приносят в жертву. А потом следуют за тугором и, уже в Плавильне, еще мучают своего… донора. Вон ты их сколько нацеплял! – Лобань направил в угол раскрытую ладонь, согнув пальцы. Твари завизжали и исчезли в багровой вспышке нездешнего пламени, только несколько искр закружилось в маленьком огненном торнадо.

– Теперь мы одни, Василий, но это ненадолго, – продолжил как ни в чем не бывало Лобань, – и прежде, чем ты начнешь меня спрашивать, что… для представителя твоей расы вполне естественно. Первый вашего рода был назначен дающим имена[68], вам на все нужно навесить ярлычки под номерами и составить каталог. Если бы ты нашел время и узнал, кто такой Чен Лобань в китайской системе верований, то мне бы не пришлось сейчас представляться. Итак, я – Мамона, сын Рассат Тиннина, предводитель демонов-искусителей, честь имею! – На этом оратор сделал эффектную паузу и менее помпезным тоном сказал: – Прежде чем мы продолжим, Володя, было бы неплохо, если ты закроешь рот, а то у меня стойкое ощущение, что я беседую с сельским дурачком. Ты давно догадался, что и я, и Беппе, и Чирчу не являемся, мягко говоря, добрыми христианами. Хотя Иисуса мы все уважаем, особенно после того, что он устроил в Плавильне[69]. Но в силу врожденных особенностей, кроме недоброго доктора, принадлежим к антагонистической группировке, которую, на мой взгляд, несправедливо причисляют к однозначному Злу. Но дело не в нас, а в тебе! Ответь мне, кто ты?