Руководство телеканала MSNBC хотело, чтобы я буквально уничтожал своих собеседников и не скрывал свое­го омерзения. Возможно, такой враждебный стиль интервью и создает нужный для телепередачи накал, но для до­стижения моих целей он не годился. Почти то же происходило на ранних этапах наших тюремных бесед, когда на­чальство ФБР интересовалось, зачем это мы стараемся понравиться убийцам, а тюремные власти были озадаче­ны продолжительностью каждого такого разговора. Наверное, это еще и сбивало с толку телезрителей, не понимаю­щих, зачем я настолько «мил и приветлив» с такими ужасными людьми.

Возможно, наиболее спорная фраза первого сезона телесериала «Охотник за разумом» звучит в девятой се­рии. В ней Боб Ресслер и мои персонажи Билл Тенч и Холден Форд интервьюируют в тюрьме Джолиет Ричарда Спека, убившего восьмерых медсестер в чикагском общежитии. В попытке преодолеть неприязненное отношение­ со стороны Спека и разговорить его Холден риторически спрашивает, на каком основании он «лишил мир восьме­рых сочных сучек».

В реальной действительности все так и происходило. Мы сидели в конференц-зале тюрьмы со Спеком и его куратором из управления исполнения наказаний. Спек сознательно игнорировал нас. И в какой-то момент я обра­тился к куратору со словами: «Вы же знаете, что сотворил этот ваш паренек? Восьмерых телок замочил. А некото­рые из этих восьмерых были очень даже ничего. Так что он лишил всех остальных возможности попользоваться во­семью классными бабами. Ну разве это честно?»

Спек послушал разговор, а потом со смехом сказал мне: «Ну вы, парни, и психи. Похоже, между нами есть кое- что общее». И с этого момента разговор пошел.

Мне предстояло интервьюировать Кондро в помещении площадью около 75 квадратных метров. Команда теле­визионщиков состояла из восьми человек с тремя телекамерами. Кроме того, в помещении присутствовали шесте­ро надзирателей, наблюдавших за ходом интервью и следивших, чтобы Джозеф не повел себя агрессивно - по мо­ей просьбе он был без наручников.

Зрелище такого количества людей несколько ошарашило приведенного из одиночки заключенного. Это был крупный, крепко сложенный и физически сильный на вид мужчина. При рукопожатии моя ладонь буквально утонула в его. Будучи хорошо знакомым с его досье, я непроизвольно представил себе, как эти руки истязают и душат ма­леньких девочек.

Готовясь к интервью и изучая его досье, я ожидал от Кондро поведения в духе Чарльза Мэнсона: с выражен­ным грандиозным типом бредового расстройства и желанием доминировать над собеседником.

Но вместо этого Джозеф оказался покладистым парнем, очевидно готовым поговорить о совершенных им убий­ствах. Моей первоочередной задачей было заставить его абстрагироваться от камер и остальных присутствующих. Это заняло какое-то время, и в процессе он дал мне понять, что не будет обсуждать ничего, кроме дел, за которые сидит. Его серьезно подозревали в целом ряде других детоубийств, и Кондро хорошо понимал, что правоохраните­ли будут рады поймать его на слове и посадить на электрический стул.

Но сама по себе его готовность не означала, что беседа будет простой. Я намеревался придерживаться той же стратегии ведения беседы с заключенным, которую мы с Бобом применяли в ФБР. Надо добиваться конкретных ответов, которые помогут в будущих расследованиях. Не надо сыпать вопросами, особенно если собеседник ведет себя настороженно. Неприметные с виду поведенческие особенности и детали имеют для таких, как я, важное зна­чение, поскольку помогают раскрыть и понять образ мыслей данного конкретного преступника.

Я начал непринужденно и прямо: «Спасибо, что уделили мне время. На самом деле, наша задача действитель­но состоит в разъяснении определенных вещей общественности, правоохранительным органам и педагогам. Мы за­глянем в ваше детство и юность, чтобы посмотреть, было ли в них нечто, указывающее на будущие убийства, и об­судим сами эти преступления. Полагаем, что все это принесет большую пользу. И начать я хочу именно с разговора о вашем детстве».

Первой на очереди была тема усыновления. Он подтвердил, что его усыновили примерно в полуторагодовалом возрасте, а затем принялся подробно рассказывать о том, как семьи его приемных родителей эмигрировали из Ев­ропы в Америку. Мне показалось интересным, что Джозеф называет Элинор Кондро «мачехой», что могло свиде­тельствовать о наличии психологического расстройства привязанностей. Он сказал, что до семилетнего возраста ему не рассказывали о его настоящем происхождении.

- И как вы отнеслись к этому, когда они вам рассказали?

- У меня было очень неоднозначное отношение к этому. Знаете, я никогда не понимал, как можно отказаться от своего ребенка, - ответил Кондро.

- Ощутили себя вроде как брошенным?

- Нуда, брошенным. Думаю, это была одна из причин, почему я в детстве так типа выделывался.

Это что-то вроде рыбалки. Закидываешь удочку с наживкой т/да, где, по ощущениям, должна быть рыба.

Я ничуть не собираюсь принижать значение такого благого дела, как усыновление, но важно отметить, что очень многие печально известные серийные убийцы были приемными детьми. Это, в частности, «Ночной стран­ник» Ричард Рамирес, «Сын Сэма» Дэвид Берковиц, «Хиллсайдский душитель» Кеннет Бьянки, «Убийца студен­ток» Теодор Банди и убивавший проституток в Нью-Йорке и на Лонг-Айленде Джоэл Рифкин. Хотя в подавляющем большинстве своем приемные дети прекрасно живут в любящих их семьях, я считаю, что если у мальчика уже есть определенные психологические проблемы или ранняя стадия диссоциального расстройства личности, то известие о том, что биологические родители его бросили, может стать причиной озлобленности, конфликтности и негативных проявлений. Однако с равными основаниями все это может послужить маньяку удобным оправданием его мотивов и злодеяний.

Кондро припомнил, когда начались его эмоциональные срывы: «Узнав, что я приемный, я начал становиться очень агрессивным. В те времена в школах не было ни психологов, ни чего-то в этом духе. Был только директор. В смысле, он только и знал, что раздавать взыскания, ну а я, понятное дело, стал выделываться в школе по-всякому, метелил всех подряд. Я же был самым здоровым из всех».

Ничего удивительного - многие будущие преступники либо были школьными хулиганами, либо сами подверга­лись травле со стороны одноклассников.

- Вы учились в католической школе?

- Ну да, я ходил в католическую школу, частную, и там у меня все было очень неплохо. Я был самым лучшим в спорте, а после восьмого класса перешел в государственную школу, и вот тогда-то и подсел на наркоту по-настоя­щему.

- Какие наркотики вы употребляли?

- Кучи марихуаны, ЛСД, амфетаминов...

Я спросил, к кому он больше цеплялся в этом возрасте: к мальчикам или девочкам?

- Да ко всем вокруг.

- Были ли вы объектом сексуальных домогательств в детском возрасте?

- Никогда не было такого.

- В какой период вашей жизни у вас появились садистские сексуальные фантазии? Вы помните, когда это про­изошло?