Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подальше от всех этих малопонятных игр с выборами, мэрами и прочими вертолетами.
Сзади кто-то деликатно кашлянул.
Глеб обернулся.
Князь.
Ну, конечно…
И, разумеется, в его руке тоже была стопка старого доброго армянского коньяка.
Ну-ну…
— Подышать вышел?
Глеб кивнул и в ожидании выгнул домиком левую бровь.
Ну.
Говори.
Не просто же так пришел.
Князь достал из кармана пачку сигарет, чиркнул колесиком зажигалки, прикурил, затянулся задумчиво.
— Знаешь, иногда так хочется дом здесь построить. Где-нибудь повыше, куда ни одна сука не доберется. Главное, чтоб родник был рядом. Или ручеек какой. Чистый. Устал от всего этого говна — сил никаких нет. Хоть иди да вешайся…
Глеб внутренне содрогнулся.
Вот оно как…
А он-то думал…
Пожал плечами и тоже полез в карман за сигаретами.
— У дураков мысли сходятся…
Князь коротко и как-то невесело хохотнул.
— Да это-то как раз и понятно… Хуже другое — не сбежим. И не потому, что не пустят. Сами останемся.
Глеб тоскливо и порывисто затянулся, добил одним глотком остававшийся на донышке коньяк.
— Знаю.
— И я знаю… Слушай, пойдем в бар, хлопнем по сотке? Этих и твой оператор неплохо развлекает…
— Пойдем. Хлопнем.
И они пошли и хлопнули.
И даже не по одной…
А потом была дорога вниз, которую Глеб, после выпитого и съеденного, всю продремал, несмотря на рев движков и вибрацию «вертушки». В аэропорту они еще немного выпили на посошок и разъехались по домам.
Еще из минивэна Ларин попытался дозвониться до Ольги: принятый алкоголь требовал сексуальных подвигов.
На этот раз, слава Богу, получилось.
Договорились встретиться у моря, на набережной — побродить по пустынным пляжам, подышать йодистым морским воздухом, послушать шелест волн, попинать гальку, попить кофейку в безлюдных по причине межсезонья прибрежных кафешках.
Романтика, блин…
По дороге к месту встречи Глебу позвонила на мобильный Ленка Скворцова. Призналась в очередной раз в любви, передала приветы от общих знакомых, причем отдельные — от Феди и Рафика, попеняла, что он ей совсем не звонит.
Словом, что называется, мило поболтали.
Ларин неожиданно ощутил острый, и от этого еще более неприятный укол совести.
Нда…
А он-то думал, что у него сей орган уже давно атрофировался.
Так сказать, за ненадобностью.
Все страньше и страньше…
Пришлось идти на сделку с самим собой: типа, Ленка — это судьба, без пяти минут будущая жена и т. д, и т. п.
А Ольга — просто курортный роман, каких в жизни любого мужчины встречается, увы, немало.
Предмет для будущих приятных воспоминаний.
Потому как роман уж больно такой…
Красивый.
В кафешке, где они договорились встретиться, было сумрачно, прохладно и пустынно. За небольшой барной стойкой колдовал над кофейными турками грустный пожилой армянин: седой, худощавый и опрятный.
Глеб заказал пятьдесят коньяка, устроился у окошка, отодвинул занавеску и приготовился ждать.
За стеклом окна солнце готовилось садиться в удивительно спокойное и, казалось, совершенно неподвижное Черное море. Нет, наверное, если подойти к самой кромке земли и воды, волны будут обязательно.
Хоть небольшие, но будут.
Будут тихо шуршать, выбрасывать на берег перламутровые обломки раковин и обточенные осколки зеленого бутылочного стекла, перебирать гальку, вытачивать из нее «куриных богов» — высшую радость смешного и далекого пионерского детства.
Море, как любое живое существо, не может пребывать в состоянии полной неподвижности.
Но это — если подойти.
А зачем подходить?
Здесь, за уютным столиком небольшого, опрятного и пустынного прибрежного кафе, можно просто сидеть, пить крепкий и густой кофе с коньяком и смотреть в окно, представляя себе, что этот четкий прямоугольник есть не что иное, как экран какого-то супернавороченного телевизора, и эта красота не здесь, не рядом, а по-прежнему далеко от тебя.
Иначе можно просто сойти с ума или разучиться дышать.
А нам ведь этого, товарищ знаменитый журналюга, совершенно не хочется, не так ли?
Глеб так глубоко задумался, что не заметил, как его рука оказалась накрыта другой, бледной, тонкой и узкой, с невероятно длинными и сильными, умопомрачительно красивой формы пальцами.
Он улыбнулся, усилием воли оторвал взгляд от прямоугольного окна, по которому показывали закат солнца в море, взглянул прямо перед собой и — задохнулся.
Если в нашей жизни хотя бы изредка встречаются такие женщины, значит, и мы сами в этой жизни хоть чего-то да стоим.
Худая, высокая — почти вровень с Глебом, длинноволосая ухоженная блондинка в длинном и узком светлом плаще, вся какая-то вытянутая вверх, с высокой грудью, узкими бедрами, огромными зелеными глазищами и утонченными чертами лица, которые заливает то ли улыбка, то ли просто лучи заходящего солнца.
Ольга.
Они выпили кофе и отправились гулять по пляжам, на ту самую кромку между землей и водой, куда древние морские боги выбрасывают свои бесценные дары: те самые раковины и окатыши.
Волны действительно шуршали, но очень и очень тихо, это было всего лишь легкое и сонное дыхание умеющей быть грозной стихии.
Там, на берегу, проходила граница не только между землей и водой, но и между тьмой и светом, и в подступивших сумерках Ольга казалась совсем юной девчонкой, да и вела себя соответствующе: бегала вокруг Глеба, высоко подобрав длинные полы плаща и обнажив сильные длинные ноги, бросала в воду плоскую гальку, стараясь «испечь» как можно больше «блинчиков», и постоянно смеялась.
Глеб же молча курил и глупо, по-мальчишески, улыбался.
Ему было радостно, как никогда раньше в этой смешной и суетной жизни.
Потом они долго сидели в маленьком и уютном прибрежном ресторанчике, слушали шум моря через открытое по этому случаю окно и ели вкуснейшую черноморскую камбалу, запивая ее чудом отыскавшимся в этой дыре золотым итальянским «Фраскатти».
Ресторанчик был совершенно пуст, только в углу вязала, перекатывая клубок шерсти, какая-то удивительно уютная девушка-официантка в строгой рабочей униформе и домашних тапочках.