Не успел Дин ответить, как раздался голос Киннамон.

– Просто пара глубоких царапин, – спокойно проговорила она. – Дальше по коридору ванная, за раковиной есть перекись водорода. Промой их хорошенько. Похоже, еще на подбородке синяк будет.

Дин машинально дернулся, но потом понял, что Киннамон неподвижно сидит в кресле и смотрит на них.

– Добро пожаловать обратно, – сказал он. – Ну вы нам и веселье устроили.

Киннамон посмотрела вниз и, нахмурившись, сжала и разжала пальцы. Проследив за ее взглядом, братья увидели, что нашивка выпала, когда она потеряла сознание, и теперь смятым комочком валяется перед дверью в прихожую. Сэм пошел поднять ее, но Киннамон остановила его.

– Нет, выкинь. Никогда больше не прикоснусь к этой вещи.

Сэм бросил на нее взгляд и подобрал нашивку.

– Хорошо.

Киннамон поудобнее устроилась в кресле и тихонько застонала.

– Я чувствую себя так, будто выстояла три раунда против Мохаммеда Али.

Дин бросил на нее раздраженный взгляд.

– Вы не одиноки.

Киннамон искренне улыбнулась.

– Прошу прощения.

– Принести вам чего-нибудь? – спросил Дин. – Воды?

Она мотнула головой.

– Не нужно. Давайте я просто расскажу вам, что увидела, а потом вы поедете восвояси. Я уверена, что вы прекрасные ребята, но удовольствия во всем этом мало.

Дин кивнул, поборов порыв согласиться вслух. Челюсть ныла так, что говорить не хотелось.

Киннамон секунду разглядывала пальцы, после чего слабо заметила:

– У меня кровь под ногтями, – и добавила, подняв глаза на Дина: – Извини, правда.

Дин пожал плечами.

– Жить буду.

Киннамон сжала кулаки и тяжело вздохнула.

– Ладно, я расскажу вам, что случилось с девочками. Так подробно, насколько смогу. Но вам это не понравится.

– Я уже понял, – отозвался Сэм. – Они мертвы?

Киннамон кивнула. Взгляд у нее был затравленным. Она попыталась заговорить, но была вынуждена глубоко вздохнуть еще раз.

– Это было ужасно, – наконец выдавила она. – Кроваво и ужасно.

Дин помрачнел.

– Как?

Киннамон прикусила губу.

– В том-то и дело. Точно не знаю. Я видела… очертания, силуэты в темноте. Дым от маленьких костров. Походных, наверное.

– В пещере? – уточнил Сэм.

Она кивнула.

– Да… По крайней мере, мне так кажется. Деревьев я не видела. С другой стороны, было так темно. – Она зажмурилась. – Да, в пещере. Должно быть, там. – Она снова открыла глаза. – Помню стены, холодный камень, влагу на ладонях. – Она расслабила руки и потерла большими пальцами ладони, будто переживая ощущение. – Так холодно. Так страшно.

– Продолжайте, – велел Дин.

Киннамон облизнула губы.

– Я… В смысле, они. Они бежали от чего-то. Они не видели, от чего именно, но слышали… звуки. Кошмарные звуки.

– И вы слышали? – спросил Сэм. – В голове?

Она кивнула.

– Поймите, – почти умоляюще проговорила Киннамон, глядя на Дина, – я не просто их слышала. Я была там, в пещере, вместе с ними. Я была так напугана, что едва дышала. – Она быстро заморгала, будто пыталась яснее что-то разглядеть. – Нашивка принадлежала Фэллон. Она купила ее в безумном магазинчике подержанных вещей в Нэшвилле, когда была там с семьей в последний раз. Года три назад, думаю. Точнее сказать сложно.

– А Марли? – спросил Дин.

– Она тоже была там. Они были там обе. Бежали со всех ног, пытаясь спастись от… чего-то. – Киннамон нахмурилась, и в ее глазах появилось то же отстраненное выражение, какое братья видели во время первой встречи. Потом ее взгляд прояснился. – Я… Они… так и не разглядели как следует то, что схватило их сзади.

– Проклятье, – пробормотал Сэм.

Не потому, что девочки не успели разглядеть нападающих. Просто он знал, что будет дальше.

– Их… – Киннамон сглотнула, и на мгновение показалось, что ее вот-вот стошнит. Она сделала очередной глубокий вздох и продолжила, стараясь, чтобы голос звучал ровно: – Их потащили обратно в темноту какие-то твари… крупные и сильные. Их было так много, что они вертелись и врезались друг в друга, потому что в темноте почти ничего не было видно. Они тянули девочек в разные стороны, будто устроили какое-то безумное перетягивание каната, а в конце концов буквально разорвали на части. Как будто я сама кричала вместе с сестрой… Марли. Я чувствовала боль Фэллон, пока не опустилась темнота. – Киннамон помолчала. – Кажется, я немного психанула. Я не хотела ранить тебя. Я даже не осознавала, что делаю это.

– Ничего страшного, – искренне отозвался Дин. – Я понимаю, каково это, когда тебя… захватывает то, что ты не можешь контролировать.

– Надеюсь, шрамов не останется.

Дин дернул плечами.

– Не впервой, – он помолчал. – Вы уверены, что девочки погибли?

Киннамон кивнула и медленно потерла лицо, будто у нее внезапно разболелась голова.

– Уверена настолько, насколько я могу быть уверена в том, что вижу, но не могу доказать. А значит, довольно точно уверена, если задуматься.

– Киннамон, – Сэм двигался вперед, пока не оказался на краешке кресла, – можете сказать, где именно в пещере они были?

– Нет, – ответила она. – Я вообще пещеру не знаю, но…

Киннамон повернула голову, и ее взгляд остановился на чем-то в другом конце комнаты. Она шатко поднялась и подошла к пристенному столику, где на медной подставке лежал снежный шар. Когда она потянулась к нему, Сэм невольно напрягся, но Киннамон вытащила из-за шара что-то небольшое и показала Дину и Сэму. Это был еще один шар, но сделанный скорее из хрусталя, чем из стекла. Его гладкая поверхность была не полностью прозрачной, ее пронизывали молочно-белые прожилки. Когда Киннамон держала шар в руке, ее пальцы закрывали его наполовину.

– Да, – выдохнула она.

– Что? – уточнил Сэм.

Киннамон вернулась к креслу и села, глядя на камень в руке.

– Мне его дала мама, когда мне было десять. Я только-только начала… видеть всякое, и она сказала, что этот камень из Хрустальной Ониксовой Пещеры, которую сейчас называют просто «Хрустальная Пещера». – Она повернула камень, поглаживая прохладную поверхность. – Наверное, вы бы назвали его хрустальным шаром, хотя я никогда его не использовала привычным способом. Но иногда я забавляюсь с ним и получаю проблески… не знаю. Интуиции, что ли. Какие-то озарения, в которых почти никогда не бывает смысла. – Она посмотрела на Сэма. – Однако порой получается так, будто последняя деталька пазла укладывается на место. Как сейчас.