Он жмет отбой.

И цвет такой интригующий.

– Итак. – Он косится в сторону. – Так что там с именем?

На сей раз я готова:

– Ты предлагаешь дать имя грузовику? Отличная идея! – Я кручусь, смотрю через заднее окно на кузов и тру подбородок. – Я бы сказала, что он похож на Фила.

Бек улыбается:

– Моего дядю зовут Фил.

– Да ладно! – Я поглаживаю приборную панель. – Привет, Дядя Фил.

Подходит наша очередь, и я гадаю, благодарен ли Бек за эту отсрочку так же, как я. В конце концов, одному из нас придется сломаться.

Озвучиваем заказ и подъезжаем к окну.

– Вот. – Я достаю двадцатку из банки Кэти. – Я заплачу.

Бек даже не пытается сопротивляться, что одновременно и слегка интригует, и раздражает. Мы съезжаем на пустую парковку, и он достает гамбургер и картошку Уолту и себе, а потом закрывает бумажный пакет.

– Итак.

– Мм… моя еда все еще там.

– О, я в курсе. И ты получишь ее, но придется заплатить.

– Двадцатки, которую я только что выложила, недостаточно?

Бек разворачивает свой бургер, кусает и кивает.

– Вкус-тища, – говорит он с набитым ртом. – Поистине… Средневековье.

Я улыбаюсь, желая наброситься на него не то с кулаками, не то с поцелуями.

– И каково Средневековье на вкус?

Бек поднимает пакет с моей порцией:

– Хочешь выяснить?

Я никогда не разговаривала в таком состоянии, когда сердце превращается в желе, а мозги утекают в кроссовки.

Стоило бы разозлиться на его мальчишеские выходки, а еще лучше – убраться от него как можно дальше.

По радио обсуждают возможные проблемы на дорогах из-за надвигающегося дождя. Блаженствующий Уолт копается в картошке фри. Бек уже наполовину прикончил свой бургер. Я закрываю глаза, драматично вздыхаю и протягиваю руку за спиной Уолта:

– Отлично, я буду первой.

Продолжая жевать, Бек трясет мою ладонь, и если я думала, что его взгляд ошеломляет, то прикосновение просто божественно…

– Меня зовут Мэри Ирис Мэлоун… но только мама может называть меня Мэри.

Сама не замечаю, как с головой ухожу в рассказ. Старательно опуская некоторые детали («последние новости», боевая раскраска, моя солнечная ретинопатия… ну, кто заказывал шоу уродов?), я вываливаю все на Бека. Говорю ему о разводе, переезде и о подслушанном в кабинете директора разговоре. О мамином загадочном лечении в Кливленде и о письмах, которые я смыла в унитаз – единственном доказательстве прегрешений Кэти. Я рассказываю о катастрофной катастрофе, об Арлин, об Уолте и Калебе и о страшном эпизоде на крыше, что и привел нас в полицейский участок. Это как в тех сценах в кино, когда нервная героиня никак не может заткнуться и все болтает-болтает-болтает, но, в отличие от киношных пафосных гадов, Беку действительно интересно. И как ни противно в этом признаваться – наверное, потому что меня бесит быть самым предсказуемым персонажем в собственном фильме, – я совру, если скажу, что не сидела весь рассказ, нацепив ми-ми-мишную маску. (Я знаю, когда выгляжу ми-ми-ми, просто чувствую.)

Закончив, я наконец возвращаюсь в реальность:

– Погоди, а куда мы едем?

– На север, – отвечает Бек, вливаясь в поток машин на шоссе. – Ты ведь сказала Кливленд?

Смутно вспоминаю, как он заводил двигатель, пока я извергала слова.

– Ты собираешься нас отвезти?

– А как еще ты планировала туда попасть? – Он протягивает мне пакет с едой: – И вот. Запрет официально снят, кушай.

От возмущения я даже на картошку не набрасываюсь.

Ладно, я ем картошку и возмущаюсь одновременно.

– Мм… потрясающе. И если ты вдруг забыл, то Дядя Фил принадлежит мне. Я купила его на собственные деньги. Вот так мы и планировали добраться до Кливленда.

– Мм… так-то оно так. Но, если ты вдруг забыла, права есть только у меня.

– Только потому что у меня их нет… боже, серьезно, насколько это было вкусно, пока не остыло? Неважно. Не хочу знать. В общем, я умею водить.

– Даже не сомневаюсь. Но на самом деле никаких проблем. Мне все равно по пути.

– По пути? И куда ж ты собрался? В озеро Эри?

Бек дарит мне очередную полуулыбку:

– Нет, в Канаду. Или Вермонт.

Прежде чем я успеваю заметить, мол, через Кливленд ни в Канаду, ни в Вермонт не попасть, небо разрывается на части. Дождь такой сильный, что каждая капля лопается будто воздушный шар при ударе о лобовое. Прищурившись и склонившись к рулю, Бек какое-то время пытается двигаться дальше, но в итоге сдается и прижимает пикап к обочине. Над кабиной довлеет молчание – лишь трескучее радио да ливень избавляют нас от полной тишины. Сквозь помехи прорываются голоса комментаторов, оглашающих игровую статистику, дабы скрасить ожидание. Уолт стягивает кепку, но больше не сдвигается ни на миллиметр.

– Значит, ты из Кливленда? – говорит Бек, потягивая газировку.

Я качаю головой и разворачиваю бургер:

– После того как все полетело в тартарары, мама вроде как туда переехала. Ну и вообще она всегда хотела там жить. Я выросла в Ашленде, это примерно в часе езды от Кливленда.

– И она в больнице из-за этой… болезни? В смысле, твоя мама.

Наклонившись, расстегиваю стоящий между ног рюкзак и протягиваю Беку конверт с номером абонентского ящика мамы.

– Я два месяц получала по письму в неделю. А три недели назад все оборвалось. Это последнее. И единственное с момента переезда.

– И ты думаешь, что твоя мачеха, Кэсси…

– Кэти.

– Точно, Кэти. – Он возвращает мне конверт. – Думаешь, она прятала от тебя письма?

– Она всегда первая добирается до почтового ящика. А еще пыталась уговорить меня не звонить так часто. Очевидно, она не хочет, чтобы мы общались. К тому же, – я достаю шестое письмо, – кое-что из маминых посланий Кэти я не смыла. Я почти уверена, что мама хотела, чтобы я к ней приехала, а Кэти отказала, и вот ответ…

– «Подумай что будет лучше для нее», – читает Бек.

– Бинго.

Он мгновение разглядывает листок, затем отхлебывает газировки:

– Здесь ошибка.

– Знаю.

– «Подумай что будет лучше для нее». – Бек поворачивает письмо ко мне, будто я уже не прочла его сотню раз. – Она забыла запятую.

– Знаю!

Он снова смотрит на листок:

– Хм-м.

– Ну что еще, граммар-наци?

Бек с улыбкой возвращает мне письмо: