Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем же летом Анна Мирош связалась с каким-то панком из Москвы и довольно быстро уехала к нему и вышла замуж, чтобы поскорее получить гражданство. Ничем хорошим этот брак не закончился, но она так и осталась в Москве. В 19-ом она снова вышла замуж и переехала в Берлин. В итоге она стала одной из немногих, с кем мне удалось сохранить дружеские отношения даже после начала войны. Мы по-разному смотрели на причины и истоки этого конфликта, но все же сумели преодолеть разногласия, ради сохранения того, что объединяло нас на протяжение десяти лет. Хотя стоит сказать общались мы не так и часто, а виделись и того реже.
Ситников Дима при помощи связей отца устроился автором в местный журнал, откуда его вскоре уволили за преданность либеральным идеям. Тогда он решил, что карьера успешного журналиста для него важнее принципов, и сменив политический курс, стал редактором одной из местных газет, крепко связанных с администрацией. С ним мы никогда не были особенно близки, и вскоре после того, как все разъехались, наше общение прекратилось само собой. Я много лет ничего не слышал о нем. Пока однажды не увидел его в утренних новостях. Он освещал последствия ракетного удара по Белгороду для одного из федеральных каналов. Наверное, это можно было считать его успехом, но я совсем не уверен, что он хотел заполучить его такой ценной.
По итогу, в городе остались только я, Свиренко и Анохин. Свиренко все также жил с Кат и бездельничал. Уже и не помню, чем именно он занимался тогда. Может пытался написать книгу. А может рисовал свои странные картины. В то время он много чего начинал и тут же бросал. Я довольно часто виделся с ним, и мы д весело проводили время. Мне по-прежнему было комфортно в его компании, даже несмотря на то, что он все больше становился странным. Тогда из его жизни начал уходить аскетизм, все больше преобладали мещанские замашки. Он стал тратить довольно много денег на красивую одежду. Все чаще предпочитал дорогую выпивку и все бы ничего, но деньги в их дом в основном приносила Кат и вскоре он стал относиться к ней довольно потребительски, перекладывая на нее все важные решения и обязанности. Он просто хотел получал удовольствие и Кат становилась для него лишь средством его достижения.
А вот Анохин почти перестал видеться со Свиренко. Служба в армии довольно сильно изменила его. Я бы даже сказал надломила. Мы никогда с ним это не обсуждали, но думаю там он оставил надежды и грезы своей юности. Мало кто из парней говорит об этом, но армия, помимо школы жизни — это еще и довольно сильная школа насилия. Как физического, так и морального. Порой он даже с ностальгией вспоминал дни своей службы, но было кое-что, о чем он говорил неохотно и только порядком напишись.
Когда он шел в армию, он думал, что будет служить своей стране, но по факту, столкнулся с отупляющей бессмысленностью и обесцениванием его жизни и его личности. Он не чувствовал, что делал что-то важное он просто беспрекословно исполнял все приказы и прихоти офицеров. На протяжении целого года он терпел побои и унижения, не имея возможности ответить. К тому же, ему досталось довольно опасное место службы. После учебки он попал в батальон утилизации боеприпасов и пару раз чуть не лишился жизни из-за халатности командира взвода. Однажды ему даже довелось увидеть, как его сослуживцу оторвало ноги. Думаю, все это нарушило что-то в его восприятии себя. Он перестал ценить свою жизнь и начал крепко прикладываться к бутылке.
Между Анохиным и Свиренко не было открытого конфликта, но Анохин не одобрял изнеженность и гедонизм Свиренко. А Свиренко с призрением относился к солдатскому юморку Анохина. К тому же Свиренко считал службу в армии потаканием режиму и приложил все возможные силы, чтобы получить отвод. А Анохин считал это слабостью и эгоизмом.
Так я и провел то лето. Но вскоре случилось событие, довольно круто изменившее мою жизнь.
Глава 2
В октябре я попал под призыв в армию. С детства я отличался крепким здоровьем, и в том, что меня признают годным, не было никаких сомнений. Я не собирался бегать и прятаться, но не могу сказать, что перспектива провести год в казарме меня радовала. Многие мои знакомые успели отслужить к тому времени, и я не знаю никого, кто считал, что в его службе была хоть какая-то польза. Нам просто говорили, что мы обязаны отдать долг родине, но проблема в том, что никто не мог толком объяснить, что же есть такое эта Родина. Как для постсоветских детей, родина тянулась для нас от Беларуси до Казахстана, но по факту, сводилась к двум-трем городам, где жили наши родственники. И далеко не всегда эти города находились в России. К тому же мы прекрасно знали, что под все разговоры о родине, своих детей приближенные к власти старались отправить из страны подальше. Им, как и всем казалось, что мир, дружба и жвачка — навсегда. Потому они не особенно занимались патриотическим воспитанием и не повышали престиж службы в армии. Им было проще загнать в казармы тех, кого смогут, а тех, кто начнет упираться публично наказать в назидание другим. К тому же армия была удобным инструментом для борьбы с протестным движением. Заметил потенциально опасного лидера? Просто отправь его служить на крайний север, попутно присвоив ему вторую форму