в 1920 году. Из поля зрения автора совершенно выпали действия Первой Конной армии, которая в годы Гражданской войны и как раз во время войны с Польшей проводила именно «глубокие операции». Да и вероятным противником в своей работе Триандафиллов именно Польшу рассматривал. Но он видел только действия войск Тухачевского, по мнению Триандафиллова командованием Западного фронта совершенно правильно был спланирован прорыв обороны поляков, только нужно на будущее учесть, что фланги войск прорыва должны быть сильнее центра. И нет ни слова, что командование Западного фронта в той войне потерпело полное банкротство, зато даже есть прозрачный намек на обязанность Первой Конной оттянуть на себя часть польских сил. У читателя должно сложиться мнение — если бы Первая Конная оттянула, то всё было бы очень хорошо. А про то, что получилось не совсем, мягко говоря, хорошо, Триандафиллов умолчал.

И вообще, читателю должно быть понятно, что из всего опыта прорыва обороны противника и «глубоких операций» заслуживают внимания только действия немцев, французов и Западного фронта под командованием Тухачевского. Действия других войск и военачальников этот выдающийся теоретик даже рассматривать побрезговал.

В результате у читателя складывается впечатление, что заслуживает изучения, обобщения и развития только опыт полководца Тухачевского. Опыт всех других совершенно не годится для изучения при подготовке к будущей, современной войне. Ну еще бы было по-другому, если

«Их сближение состоялось еще в Академии, где Тухачевский внимательно следил за молодыми и способными командирами. На них он и опирался, борясь с влиянием в РККА бывших генштабистов. Последние не ценили ни таланты Тухачевского, ни его знания и не делали из этого тайны. Будущих соратников объединили, однако, не полемические упражнения. Триандафиллов сдержанно участвовал в инициированной Тухачевским дискуссии против А. А. Свечина, на последней стадии, которой было трудно отличить академический спор от политического доноса. Их связь была сложнее и глубже, чем простые тактические комбинации.»

(https://histrf.ru/uploads/media/default/0001/09/91fd57868b45018dbd035b9162f96740ac9072c7.pdf)

Оттуда же:

«„История Красной Армии будет заполнена сотнями страниц о Владимире Кириаковиче, товарищи напишут много поучительного о его работах и идеях“ — утверждалось в одном из некрологов после трагической смерти В. К. Триандафиллова в мае 1931 г. в авиационной катастрофе. Этого не произошло. Писали мало и глухо, и реже всего в конце 1930-х–1950-х гг. Единственное исключение — статья А. В. Голубева, глубокая и откровенная. С 1960-х гг. о нем иногда упоминали и мемуаристы — в их числе Г. К. Жуков, А. М. Василевский, М. В. Захаров, К. А. Мерецков. Его облик стал отчетливым, но мозаичным. Он был известен — но в этой известности нет ничего индивидуального, его трудно выделить из когорты аналитиков 20-х гг. В начале 1930-х гг. ситуация была другой. Его часто вспоминал и цитировал Тухачевский. Книга „Характер операций современных армий“ была самой популярной среди командиров РККА.»

Наверно, вы уже поняли, что как только Тухачевский встал у стенки по обвинению в участии в троцкистском заговоре и шпионаже на Германию, так и про Триандафиллова все забыли. Оказалось, что его книга совершенно никому не нужна, хотя сам Владимир Кириакович погиб в авиакатастрофе задолго до вскрытия заговора Тухачевского. Просто некому было рекламировать «выдающегося теоретика».

И как только Тухачевский был реабилитирован, так сразу в мемуарах наших полководцев появилась фамилия Триандафиллова (и Тухачевского, конечно), о котором они и не вспоминали до реабилитации Тухачевского. Связаны эти два имени.

Выкормыш Тухачевского своими работами прославлял отфигаченного поляками маршала, как главного полководца СССР, маршал рекламировал работы Триандафиллова, потому что в них он был единственным заслуживающим внимания полководцем в СССР, как работы выдающегося теоретика.

Потом, когда понадобилось выставить Сталина и Ворошилова виновными в уничтожении цвета наших командных кадров, выплыл горе-полководец Тухачевский и такой же теоретик Триандафиллов. Выплыл, да так и плавает, благодаря усилиям уже современных военных историков и прочих теоретиков…

* * *

…Удивляться тому, что «теория глубоких операций» оказалась заброшенной на полку и оттуда ее, всю в пыли и мертвых тараканах, достали только после реабилитации Тухачевского, особенно не стоит. Никакого другого значения она, кроме как антисталинской пропаганды, не имела. Нет у нее никакого военно-прикладного значения, есть только политическое. Дело в том, что труд Триандафиллова «Характер операций современных армий» никакого отношения к современным армиям не имел, точнее, к тем армиям, которые должны были действовать в предстоящей войне. Эта теория, в основе которой было — ломи по всему фронту, отжила своё еще на полях Первой мировой войны. Всё новое у Триандафиллова — это больше танков и авиации, тяжелой артиллерии, т. е. ломи по всему фронту и на большую глубину. И всё.

Похоже, что Владимир Кириакович, обучаясь в Академии Генштаба в начале 20-х годов, пользовался теми знаниями, которые ему преподаватели, читавшие лекции еще при царе-батюшке, вложили в голову. Опираясь на них он и придумал… нет, не теорию, а только название для того, что и так всеми военными использовалось при организации общевойскового боя. Такая греческая хитрость, он был греком по национальности. Я имею ввиду хитрость грека-торгаша.

Но всё это уже уходило в историю. Военное дело претерпевало революционные перемены. На арену битв выдвигались подвижные соединения и их массированное использование. Пока только в виде кавалерии. Но принцип применения конных и танковых армий один и тот же. Не случайно, когда 10 июля 1941 года командующим Юго-Западным направлением был назначен С. М. Буденный в дневнике начальника немецкого Генштаба Ф. Гальдера появилась тревожная запись об этом с пометкой, что Буденный стал первым применять массированно подвижные соединения. Раньше Гальдеру об этом думать надо было. И внимательно изучать опыт Буденного, глядишь и не появилось бы их немецкое извращенное использование танковых соединений, которое привело их к поражению.

Опыт Первой мировой войны роль кавалерии, как самостоятельного рода войск, способного решать задачи оперативного плана, свел почти к нулю. Попытки использовать конницу при прорыве обороны в условиях насыщения войск артиллерией и пулеметами ни к чему хорошему не приводили, в результате кавалерийские соединения использовались в качестве разведывательных и небольших рейдовых групп.

Прорыв в использовании конницы случился в Гражданскую войну. Еще при обороне Царицына К. Е. Ворошилов поставил перед Семеном Михайловичем задачу формирования крупного кавалерийского соединения на базе того отряда, с которым Думенко и Буденный пришли из Сальских степей. Ворошилову нужно было противопоставить адекватный ответ казачьей коннице Краснова. Конный корпус Буденного таким ответом и стал. Только разница была в том, что казаки Краснова пытались повторить то, чего не смогла сделать кавалерия в германскую, а Буденный сразу от этого отказался.