Важнейшими из приближенных монарха были при этом сановники, входившие в так называемую «палату» или «камеру» (camera) и отвечавшие прежде всего за государственную казну, то есть выполнявшими функции казначеев. Их называли «палатинами» или «паладинами» от латинского слова palatinus, которое буквально переводится как «дворцовый» или, в данном контексте, скорее «придворный». По свидетельству некоторых источников, они имели право на ношение золотого пояса как особого отличительного знака. Реже для их обозначения использовали также античный римский термин «оптиматы», происходивший от латинского optimus — «наилучший», что должно было подчеркивать их избранность, престиж, величие и превосходство. Именно из их числа выдвигались высокопоставленные военачальники или назначались послы для важных дипломатических миссий.

Все описанное лишний раз подтверждает мнение исследователей о том, что «долевое королевство» мыслилось его властителем не как отдельное государство, но скорее как частная собственность, личное владение и обширное имение, предназначенное для удовлетворения частных нужд монарха, его семьи и приближенных. Личное хозяйство короля не было, таким образом, отделено от дел государственных, слуги монарха были одновременно государственными служащими и это, пожалуй, стало еще одной причиной, во многом предопределившей закат, упадок и падение династии Меровингов.

К описанию основных элементов государственного устройства и администрации Франкского королевства мы еще вернемся. Пока же отметим лишь, что в пустой скорлупе франкской столицы и переполненном королевском дворе, в котором сложно было отделить наперсника короля от государственного чиновника, а управляющего королевскими имениями от главы правительства всего государства, крылась игла смерти, если не франкского государства, то уж точно Меровингской династии.

Гораздо лучше, нежели достижения внутренней гражданской администрации, удавалось франкским королям использовать опыт Римской империи для ведения успешной внешней политики. Об этом хорошо свидетельствуют их военные и дипломатические успехи, особенно заметные в первой половине – середине VI в. Divide et impera! – «Разделяй и властвуй!» – этот древнеримский принцип эффективно использовался франкскими королями как во внешней, так и во внутренней политике, и порой их умелая и тонкая дипломатическая игра граничила с макиавеллизмом. Очевидно, что наилучшие придворные паладины-оптиматы не зря ели свой хлеб за столами меровингских королей.

Так, одним из выдающихся достижений стало для франкских монархов бескровное присоединение к Франкскому королевству Прованса, упавшего зрелым яблоком к копытам их боевых коней благодаря умелой игре на противоречиях и вражде между воевавшими друг с другом Византийской империей и Остготским королевством. В этом противостоянии Византия была для Франкского королевства естественным союзником, ослаблявшим и без того расшатанное после смерти Теодориха Великого в 526 г. государство остготов. Покорив в 534 г. Бургундию, франки нацелились после этого присоединения на недоступный им ранее Прованс и смогли добиться своего не военной силой, но искусством дипломатии.

В изложении Прокопия Кесарийского – наиболее подробного источника, описывающего произошедшее – все сведено к действиям остготского короля Витигиса (536–540), принявшего решение отказаться от Прованса в пользу франков и, тем самым, заручиться их поддержкой в борьбе против Византии. Византийский историк вложил в уста короля остготов речь, составленную в стиле, наследующем знаменитые речи политиков и полководцев из «Истории» Фукидида (ок. 460 – ок. 400 гг. до н. э.) – знаменитого древнегреческого историка, изложившего в своем труде события Пелопоннесской войны (31–404 гг. до н. э.). При всей вымышленности обращения Витигиса к соотечественникам по форме, оно верно передает основную суть случившегося: «Я собрал вас сейчас сюда, дорогие родичи, чтобы дать вам наставление не очень приятное, но для вас необходимое. Я хотел бы, чтобы вы выслушали его со спокойствием и кротостью и, как следует, подумали о настоящем положении дел. Для тех, у кого дела идут не так, как им хочется, нет пользы обдумывать, как бы их устроить в настоящее время, если только они не хотят подчиниться необходимости. Все остальное у нас очень хорошо приготовлено для войны. Мешают нам только франки, наши старинные враги; до сих пор мы могли противодействовать им и их удерживать, тратя на это то деньги, то жизнь собственных наших воинов, так как у нас не было никакого другого врага. Но так как теперь мы принуждены идти на других, нам необходимо будет прекратить с ними войну, прежде всего потому, что если они останутся нам враждебными, то они, во всяком случае, двинутся против нас с Велисарием (полководцем византийского императора Юстиниана Великого, воевавшим против Остготского королевства – прим. автора); ведь сама природа вещей заставляет тех, которые имеют одного и того же врага, заключить друг с другом дружбу и союз, а затем, если мы будем отдельно вести войну против каждого из этих врагов, то нам не избежать быть разбитыми и там и здесь. Итак, лучше для нас, потерпев небольшой ущерб, сохранить большую часть своих владений, чем, стремясь сохранить все, погибнуть от руки врагов, погубив и всю силу нашей власти. Поэтому я думаю, что, если мы дадим германцам соседнюю с ними Галлию и те деньги, которые вместе с этой страной обещал нам Теодат (король остготов в 534–536 гг.), они не только перестанут питать к нам вражду, но и возьмутся вместе с нами вести эту войну (против Византии – прим. автора). А о том, чтобы нам опять, если дела у нас пойдут хорошо, вернуть себе Галлию (имеется в виду часть Галлии, а именно Прованс – прим. автора), пусть никто из вас (пока) не разговаривает. Мне лично на память приходит старинное изречение, повелевающее хорошо устраивать настоящее».

Не приходится сомневаться, что за этим схематичным изложением произошедшего приблизительно в 536–537 гг. стоит достаточно сложная дипломатическая игра, которую и Византия, и франки, и остготы вели на разных площадках ввиду сложившейся международной ситуации. Чем было Франкское королевство для остготов, хорошо видно из приведенной речи Витигиса. Для Византийской империи франки были выгодными потенциальными союзниками, имеющими территориальные претензии к Остготскому королевству и, к тому же, придерживающимися канонической православной католической христианской веры, а потому уже самим этим настроенные против готов-ариан. Франки же тоже проявили себя в этой игре достойными партнерами и опасными соперниками по отношению не только к равному им по происхождению Остготскому королевству, но и относительно искушенных в дипломатических хитросплетениях византийцев. По крайней мере, недосказанные полунамеки в словах источников позволяет уловить отдаленный отзвук той утонченной коварной внешней политики, которую вели франкские дипломаты, играя одновременно две шахматных партии с двумя опытными и опасными партнерами и сводя игру к собственной выгоде.

«Выслушав слова Витигиса и считая это полезным, они (остготы – прим. автора) дали согласие выполнить это, – продолжает Прокопий Кесарийский. – Поэтому тотчас отправляются послы к племени германцев с тем, чтобы передать им Галлию и золото и заключить с ними военный союз. Вождями франков были тогда Хильдеберт, Теодеберт и Клотарий, которые приняв Галлию и деньги, разделили их пропорционально величине власти каждого из них; они согласились быть в высшей степени дружественными готам и тайно послать на помощь, но не франков, а подчиненные им племена. Заключить открыто военный союз во вред римлянам они не могли, так как немного раньше они согласились оказать помощь в этой войне императору. Послы, выполнив то, ради чего они были посланы, вернулись назад в Равенну».