Я еще решительнее поддергиваю платье, когда приближаюсь к основной парковке. Она, разумеется, не приспособлена для марша вверх, только для маленьких шажков, как по красной ковровой дорожке. Протиснувшись между двумя автомобилями, я попадаю на большую лужайку перед гостиницей. Мне под ноги ложится мягкая трава, чуть влажная от оседающей вечерней росы. Торопливо шагая через открытое пространство к некогда величественному особняку, я вижу ярко освещенный изысканный фасад и фигуры собравшихся в просторном зале. У меня начинает слегка кружиться голова. Как я все это разыграю? Они поразятся, увидев меня. Может, мне просто открыть письмо и оставить все переживания на потом…

От входа меня отделяет усыпанная гравием дорожка. Я бросаю туфли на землю, неохотно надеваю их и с громким хрустом под ногами направляюсь к каменным ступеням, ведущим к входу. Когда я появляюсь на пороге, присутствующие оживленно беседуют. У них в руках бокалы с шампанским, и сначала лишь пара ближе всего стоящих ко мне гостей поднимают головы и не сразу узнают меня. Но прежде чем кто-то успевает открыть рот, я слышу, как мне кричат «Софи!», и понимаю, что Лу прорывается ко мне сквозь нарядную толпу.

– Марк сказал, что тебя увезли в больницу! – взвизгивает она. – Софи!

О господи, она здесь… Я открываю рот, чтобы ответить ей, но тут гости видят, что я прибыла. Громкий шепот шелестит, словно падающие костяшки домино, и в мою сторону поворачиваются головы. Но мои глаза устремляются к огромному циферблату часов, висящих на стене у входа в библиотеку. Я гляжу, как длинная стрелка с легким щелчком изящно падает на цифру двенадцать. Ровно восемь вечера. Не реагируя на недоуменные взгляды, я опускаю сумку на пол, наклоняюсь, открываю ее, нащупываю конверт и вынимаю его, прежде чем застегнуть «молнию» и сунуть сумку Лу.

– Пожалуйста, присмотри за ней!

Больше я ей ничего не объясняю, пока направляюсь к часам, рассекая толпу гостей, и оказываюсь прямо под циферблатом спиной к стене. Перевернув письмо, я делаю глубокий вдох и вскрываю печать.

Внутри конверта один листок бумаги, свернутый пополам с острой гранью. Вытащив его, я понимаю, что он обернут вокруг нескольких конвертов поменьше, помеченных цифрами от одного до четырех. На втором конверте написано «20:05», на третьем – «20:10», а на четвертом – «20:20».

Послание, переданное четким шрифтом, гласит:

Софи!

Полагаю, ты уже знаешь, что все собрались здесь на твою свадьбу. Прошу прощения за цинизм, но ведь сегодня почти невозможно сохранить что-либо в тайне, не так ли?

Интересно, попадалось ли тебе раньше это стихотворение Дороти Паркер?

Ты клянешься, что емуБудешь ты принадлежать, Он уверен, что однуЛишь тебя рожден ласкать, Помни: в этот чудный часЛихо врет один из вас.

Теперь уже две минуты девятого.

Открой конверт номер один.

Х.

Надорвав первый маленький конвертик, я вынимаю из него почти полный аналог карточки «Шанс» из игры «Монополия».

Что скажут твои родители?

– Софи!

Я поднимаю голову и вижу, как ко мне шагает мой отец, от которого ни на шаг не отстает моя мачеха. В руке у него телефон.

– Что, черт подери, происходит? – вопрошает он, даже не удосужившись поздороваться. – Алиса нам сказала, что с тобой произошел несчастный случай и ты в больнице, а теперь, – он машет на меня мобильником, – твоя бедная матушка вне себя и желает знать, здесь ли ты. – Он сует мне в руку телефон.

– Софи! Алло! – В голосе мамы звучит ужас. – Алиса, пожалуйста, сбавь скорость!

– Я здесь, мам, – отвечаю я.

– Ну, слава богу! А мы все пытаемся дозвониться до тебя! Подожди, Марк хочет кое-что сказать. Передаю ему телефон.

Телефон потрескивает от каких-то движений, но потом отключается. Не успеваю я и пальцем шевельнуть, как аппарат вибрирует у меня в ладони, и я гляжу на дисплей, но вижу там лишь информацию о поступившем сообщении от «Софи (дочь)».

Что-что?

У меня замирает сердце. Я быстро открываю сообщение и просматриваю его: «Изобличаем врушку-шлюшку».

Под текстом прикреплены три фотографии. Я всматриваюсь в них, и у меня замирает сердце. Это парочка в постели. Тыкаю в первую картинку, и она увеличивается. Одеяло наполовину прикрывает голого мужчину. Он отвернулся от объектива. Я вижу его голую спину, руки и затылок. Под ним едва виднеется голова какой-то брюнетки. Я притягиваю телефон к себе, чтобы мой отец и Марго не увидели, что́ я разглядываю – потому что эта парочка занимается сексом. Перехожу к следующему снимку. Он гораздо четче – снимавший переместился правее. Голова мужчины слегка свисает, руки и плечи напряжены от удерживаемого веса тела, и на сей раз хорошо видны его торс и обнаженные груди лежащей под ним женщины. Руки ее свободно заведены назад, голова повернута набок, глаза закрыты. Рот слегка приоткрыт, и она выглядит так, словно ахает.

Я в ужасе, и меня словно приковывает к фотографии.

– Софи! – снова говорит отец, но я его не слышу, поскольку сосредоточиваюсь на лице женщины.

Это я. У меня перехватывает дыхание, когда я открываю последнюю фотку. Она почти идентична предыдущей, но на сей раз моя нога наполовину торчит из-под одеяла, обхватив Рича. Спина у меня выгнута, а Рич поднимает голову, глаза у него закрыты. Совершенно очевидно, что мы не имеем ни малейшего понятия о том, что кроме нас в комнате кто-то есть. Остальной мир словно не существует.

Стиснув челюсти так, что в голове начинает стучать, а зубы пронзает острая боль, я сжимаю в руке телефон, будто провод под напряжением, от которого я не в силах оторваться. Но как, как? Меня начинает трясти. Кто-то наблюдал, как я занимаюсь сексом. Я слышу шум в голове и вижу происходившее глазами подглядывавшего за нами с порога спальни: меня трахают по пьяни, а я не обращаю внимания ни на акт, ни на то, что на меня смотрят. Все это в равной степени и отвратительно, и унизительно.

Сама не знаю, как меня еще ноги держат. Мне как-то удается не сползти на пол в своем серебристом обтягивающем платье. Я не в состоянии оторваться от картинки. Папа стоит передо мной, говорит что-то, когда до меня начинает доходить, что лишь по чистой случайности эти фотографии разглядывает не он.

Моя прежняя уверенность в том, что пусть бы Клодин растоптала меня, лишь бы Марк с детьми не стали этому свидетелями, исчезает, словно кто-то вытащил затычку из раковины с грязной водой. Я не хочу, чтобы вообще кто-то видел подобные мои фотки…

О господи, в карточке же сказано «родители». Все это «улетело» еще и маме. Стерев дрожащими пальцами картинки, я ищу папины последние вызовы. На дисплее появляется «Маура», и я жму туда пальцем. Пожалуйста, только бы ты не смотрела сообщения.

– Алло, Софи? По-моему, связь прервалась. Я передала телефон Марку, но никакого толку.