– Вино хорошее, но знаешь, на самом деле я очень люблю пиво.

Моргаю и жду, что он скажет дальше.

А дальше Денис осушивает бокал одним глотком, отставляет бокал и смотрит на меня долгим и задумчивым взглядом.

Я тоже беру бокал и делаю небольшой глоток и жду, когда он заговорит. Судя по всему, это что-то серьёзное. И Денис говорит:

– Некоторое время назад… Совсем недавно, можно сказать, бывший муж Дарьи… конченый подонок и наркоман вместе со своим приятелем похитили её дочь ради выкупа. До Кроша она с дочерью как будто и нежила. Едва сводила концы с концами и постоянно боялась бывшего. Появление Кроша в её жизни всё изменило. Он полюбил Дарью и её трёхлетнюю дочь Сашу и стал для них щитом. Этот уёб… эта тварь решила поживиться. Он потребовал от Дарьи, чтобы она выкрала деньги Кроша в обмен на ребёнка.

У меня дёргаются пальцы от услышанного, и я отставляю бокал, чтобы не выпустить его из рук.

– Господи… – выдыхаю поражённо.

– Сволочь подобрал день, когда Кроша нет рядом. Он улетел в командировку практически на край земли. Даша позвонила Гене. Гена передал информацию мне и Стасу. Ещё один наш товарищ в органах помог найти этих подонков. Втроём мы вытащили малышку – живой и невредимой.

Я сглатываю и очень тихо спрашиваю:

– А с ними что?

Денис зло хмыкает и, раздувая ноздри, практически рычит:

– А что с ними может быть после подобного?

– Ну-у… Вы вызвали полицию… да? – делаю предположение.

Денис криво улыбается, в глазах море злости и гнева, что мне становится не по себе.

– Если желаешь так думать, то пусть будет такая версия, – отвечает он раздражённо.

Опускаю взгляд на тарелку и вожу указательным пальцем по золотому узору, кусаю нижнюю губу и потом произношу:

– Нет, мне не нравится эта версия.

Поднимаю на мужчину взгляд и спрашиваю:

– Что на самом деле с ними произошло, когда вы спасли девочку?

Денис смотрит хмуро, и я вижу в его глазах что-то страшное, мрачное, очень злое, губительное. Моё сердце бьётся быстрее. Ладони вдруг становятся влажными. А в горле образуется ком страха.

Но я подавляю в себе этот страх и расправляю плечи, склоняю голову набок и смотрю на Дениса открыто, как бы говоря ему: «Я уже знаю, что вы с ними сделали. И не осуждаю. Но я хочу услышать это».

И он словно бы слышит мои мысли и вдруг кивает и сухо говорит:

– Их больше нет среди живых.

Я прислушиваюсь к себе.

Но внутри меня нет отвращения. Мне не хочется закричать и во всеуслышание заявить: «А-а! Ты – убийца! Чем же ты лучше остальных преступников?!»

Я вижу и чувствую, что ему важно, что я сейчас скажу.

Сама от себя не ожидая, протягиваю руку и кладу поверх руки Дениса. Сжимаю его пальцы и произношу уверенно:

– Я очень рада, что этих подонков больше нет. Спасибо тебе и твоим друзьям, что избавили мир от подобных… личностей.

Денис удивлённо моргает. Смотрит на меня так, словно впервые видит и осторожно спрашивает:

– И ты не осуждаешь меня?

– Нет, – говорю не раздумывая.

Потом закрываю на мгновение глаза, сильнее сжимаю его руку и желаю рассказать ему свою историю. Он поделился своей тайной, а я должна рассказать ему свою. И тогда Денис поймёт, почему я не осуждаю его и почему рада, что этих ублюдков реально больше нет.

– Я кое-что пережила четыре года назад…

АНГЕЛИНА

– …Сейчас я знаю, что семья Климовых распалась. Светлана ушла к другому и её судьба мне неизвестна, да и неинтересна. А вот Иван Климов сидит в местах столь неотдалённых за наркоту. Срок огромный, что вряд ли он оттуда теперь выйдет. А если и выйдет, то пойти ему будет некуда. Квартиру отняли и разделили между собой банки. Вот такая печальная судьба у тех, кто решил «помочь» мне, – завершаю свой рассказ.

Выходит сухо и коротко. Хотя вспоминать тот день мне противно.

Не сразу поднимаю взгляд на Дениса, а когда смотрю на него, то вижу, что мужчина излучает тёмную, вязкую и бьющую по нервам энергию, будто он от гнева вот-вот превратится в чёрную дыру.

– Этот ублюдок чуть не изнасиловал тебя. Эти двое издевались над тобой целый год, – глухо и страшно рычит Денис. Его голос дрожит от дикой ярости. Мужские руки на столе сжимаются в крепкие кулаки. Костяшки его пальцев белеют.

Я удивлённо смотрю на него.

Между нами повисает нехорошее молчание. Пространство вибрирует между нами.

Воздух буквально за считанные секунды наполняется таким страшным гневом Дениса, что кажется, будто сейчас произойдёт либо взрыв, либо пожар.

Денис тяжело дышит. На его красивом лице чётко прорезаются все мелкие морщинки и лучики вокруг глаз, складки возле поджатого рта.

Разлепляю губы и шепчу, разряжая плотный воздух:

– Денис, это было четыре года назад. Я тебе рассказала эту историю не затем, чтобы ты так жутко злился. Я хотела тебе сказать, что понимаю тебя и подобные опустившиеся личности должны…

Но он обрывает меня, глядя с безудержной яростью, и буквально выплёвывает:

– Эти грёбаные твари могли тебя искалечить! Они могли навредить тебе! Это просто чудо, что тебе удалось избежать трагедии! Из-за ублюдка и его суки ты теперь не доверяешь людям! Ты боишься, что тебя снова могут использовать, могут обидеть!

Денис начинает дрожать от своего гнева, который распирает его изнутри, ищет выхода. Наверное, в таких случаях мужчины бьют грушу или спаррингуются, или занимаются стрельбой… Не знаю, Денис может быть сбрасывает напряжение другим способом. В любом случае, я не знаю, что мне сейчас делать, чтобы успокоить его. Просто сидеть и наблюдать, как его колотит и разрывает по швам от ярости, гнева и злости я не могу.

– Денис… Но сейчас всё в порядке… – начинаю я мягко и касаюсь его сжатой в кулак руки. Но он отдёргивает руку.

– Тюрьмы для этой мрази недостаточно, – говорит он тихо, но с такой неистовой ненавистью, что я невольно вздрагиваю, и моя кожа покрывается мурашками. – Оба заслуживает медленной смерти, Ангел. Лишь за одно то, что этот сукин сын думать смел о тебе – я выбью ему все зубы. А за требование сделать ему минет, оторву ему яйца и при нём же скормлю голодным псам. Потом медленно переломаю ему все кости. Сделаю миллион мелких надрезов на его теле и залью их кислотой. А этой сучке вырву сердце из груди. И больше эти мрази не будут дышать одним с тобой воздухом, и жить на этой планете.

Господи…

От ужаса его слов у меня сжимается горло, и я не сразу могу говорить.

Хватаю бокал с вином и судорожно делаю большой глоток. Потом ещё один и ещё. В итоге выпиваю весь бокал. Руки мелко дрожат.