половину правды. Ведь ты мечтаешь провести с ней остаток своих дней? Да? Мечтаешь — знаю. А мы с тобой вдвоем обитаем в теле принца. Значит, половина Пупсика в нее, действительно, влюблена».

— А как же мама? — спросила Мая.

— Причем здесь твоя мама?! — сказал я.

— Ну… Она спала в твоей комнате. Мне служанка об этом рассказала.

— И что?

— Как это, что?! Считаешь, это нормально? Какая прелесть! Почему она там оказалась?

— А почему ты об этом спрашиваешь у меня? — сказал я. — Я спал в твоей комнате. Ты забыла? Задай свой вопрос маме!

— Не могу, — сказала Мая. — Ее нет во дворце. Сказала, что вернется вечером.

Она всхлипнула.

— Я подумала… что она здесь! С тобой!

— Глупости!

«Расплачется? — сказал я. — И кто здесь представитель сильного пола? Я? Или она?»

Я положил руку Мае на затылок, прижал ее лоб к своей груди. Мая шмыгнула носом. Я погладил ее по голове, успокаивая.

«Женщины в этом мире остались женщинами, — сказал Ордош. — Здесь просто больше нет мужчин. Не было. До нашего появления».

«Ну, конечно, — проворчал я. — Теперь-то мы им всем покажем, кто тут доминирует! Назло всем женщинам не пророню ни слезинки!»

Мая отстранилась. Совсем по-детски утерла нос рукой.

— Пупсик! Я тебя ни в чем не обвиняю. Но ты должен сказать мне правду!

— Уже.

— Что, уже? — не поняла Мая.

— Сказал. Между мной и твоей мамой ничего нет.

«Пока».

«Кобель».

— Я!..

Мая вдруг поморщилась. Огляделась.

— Чем у тебя здесь пахнет?

«Кое-кто пропах конским потом».

«Не вздумай такое ляпнуть, дубина!»

— Я недавно ел вяленое мясо. Тебе не нравится его запах?

Мая поднесла пальцы к губам.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — сказала она. — Где у тебя уборная?

Я показал.

Звеня шпорами, Мая устремилась к приоткрытой двери.

«Довел девочку! — сказал Ордош. — Перенервничала».

«Я довел?! Да твоя девочка сама кого угодно до истерики доведет!»

«Не наговаривай на нее, дубина! Всегда за все несет ответственность мужчина! Если, конечно, он мужчина, а не кастрюля. Запомни!»

«Ты еще поучи меня щи варить».

Вернулась Мая. Румянец сошел с ее лица. Теперь она казалась бледной.

— Ты… как себя чувствуешь? — спросил я.

— Все нормально, Пупсик. Не нужно было мне есть то пирожное, что принесла служанка. Тем более что оно оказалось невкусным.

— Ты отравилась?

— Наверное, — сказала Мая. — Какая прелесть!

Я почувствовал, как Ордош сплел заклинание. Судя по промелькнувшим в голове строчкам из стихотворения Лермонтова, колдун бросил в Маю малую регенерацию.

— Хочешь, угощу тебя крепким чаем? — спросил я. — Тебе станет легче.

Мая положила руку на живот. К чему-то прислушалась.

— Уже прошло.

— Чай? — предложил я.

— Нет, — сказала Мая. — Я бы с удовольствием, но…

— Так в чем дело?

— Там, внизу, Уголек. Один. Как бы он чего не натворил — он может, когда ему скучно. Нельзя его оставлять на улице одного надолго.

«Вот и будет повод испробовать новый рецепт пирога из конины!»

«Живодер. Забыл, что плита осталась в общежитии?»

«Точно!»

Настроение испортилось.

— Может, все же поедем ко мне? — спросила Мая.

— Не могу, — ответил я и вновь кивнул на стол. — Я еще не закончил. Надеюсь, смогу все доделать до утра. Хотя и не уверен в этом.

— Жаль. Расскажешь потом, что у тебя получилось?

— Обязательно.

— Завтра вернусь в общежитие до обеда, — сказала Мая. — Заехать за тобой?

— Если хочешь.

— Хочу.

— Тогда до завтра.

— До завтра.

«Поцелуй ее, дубина!»

«Знаю!»

Я шагнул к нашей жене, поцеловал ее.

«Доволен?» — спросил я, когда Мая ушла.

«Вполне, — сказал Ордош. — Жене поцелуй понравился. А значит, прошлую жизнь ты прожил не зря: кое-чему все-таки научился».

Глава 13

Рунный замок на полу я дорисовал уже после полуночи. Кисть использовать не стал. Выводил на паркете завитушки рун пальцем.

Представляю, как выглядел со стороны: кудрявый мальчишка, по локоть измазанный в крови, ползает на четвереньках по полу, одной рукой рисуя полосы, другой — вытирая с паркета кровавые брызги. «Какая прелесть!» — сказала бы Мая.

«А если добавить к этой картине твою постоянную глупую улыбочку — совсем жуткое зрелище получится», — сказал Ордош.

«Это теперь и твоя улыбочка тоже, колдун. Не я ее привнес в наш образ. Мы получили ее в наследство от предыдущего владельца тела».

«Вот только я бы от нее давно уже избавился. А ты любуешься на нее в зеркало».

«Я для общего блага стараюсь! В нашем Пупсике слишком много странностей. Так пусть хотя бы выглядит милым и безобидным».

«Не милым и безобидным ты кажешься, а дурачком!»

«Здесь всех мужчин считают дурачками, зачем же нам выделяться? — сказал я. — Твоей Мае я нравлюсь. Великой герцогине тоже. Значит, мы выглядим именно так, как нужно. А если кто-то окажется моей улыбкой недоволен — ты можешь превратить его в порошок. Расслабься, колдун. Тебе давно пора избавиться от подростковых комплексов».

«Нашел подростка. Шутник. Да нет, ты не шутник, а кастрюля», — сказал Ордош.

«Ну, вот. Об этом я и говорю. Чуть что — сразу обзываешься. Незрелая ты личность».

С привычным по прошлой жизни стоном я разогнул спину, вытер полотенцем руки. Окинул взглядом свои художества. Вновь опустился на колени и в нескольких местах подправил линии.

«Как тебе?» — спросил я.

На мой взгляд, рисунок полностью повторял образец, помещенный колдуном в мою память.

«Неплохо, Сигей. Мой учитель похвалил бы тебя. В моем прошлом мире ты смог бы подрабатывать начертателем рун. Или маляром».

«Что дальше?»

Ордош не ответил. Я почувствовал, что колдун наполняет энергией какое-то плетение. Нашел взглядом большой накопитель. Придвинул его к себе, положил на него руку. И тут же ощутил на ладони покалывание: колдун восстанавливал наш запас маны.

«Я поставил внутри замка барьер для жидкости. Выливай кровь», — сказал Ордош.

«Не затопим соседей?»

«Это тебя должно интересовать в последнюю очередь».

«А что в первую?» — спросил я.

«Сейчас важно, чтобы наш призыв сработал. И чтобы на него откликнулись хотя бы четыре слепца. А иначе завтра тебе придется снова разрисовывать пол кровью».

Я поморщился.

«Ты уж постарайся, колдун. Чувствую, утром намучаюсь с уборкой. Куда лить? В центр? Или с краю?»

«Не имеет значения, Сигей. Нам просто нужна большая лужа крови».

Я наклонил колбу. Из нее толчками потекла на паркет темная свиная кровь. Судя по запаху, котлеты из нее получились бы неплохими. Или колбаски.

Живот жалобно заурчал. Но я не обратил на его жалобы внимания. Я старался не есть вечером и ночью, чтобы тяжесть в желудке не мешала спать — стариковская привычка.

Магия не